— Какой ужин? — стала она орать на беднягу-дворецкого, который боялся её до чёртиков — у него чуть ли не колени тряслись. Хотя, вполне возможно, он, как мужчина (пусть уже и не первой свежести, но и ещё и не закостенелый урюк), опасался за своё мужское достоинство, не суть, что оно уже в недетоплодотворном состоянии, но естественную нужду справлять же как-то надо. Ему было реально страшно, а от её дальнейших воплей, ещё больше: — Как мы можем ужинать, когда к нам в дом пробралась какая-то гулящая особа? И, кстати, как ты мог её проворонить? — с каждым вопросом он всё больше скукоживался. — Как она прокралась в дом?

— Кстати, малышка, как? — поинтересовался мне на ухо Артём.

— Долгая история, — буркнула я и вновь, краснея, опустила глаза в пол. Сты-ы-ыдно.

— Потом узнаем, как! Меня больше интересуют ролевые игры! — перебил всех Сандал Евгеньевич.

— Сандал, это ты по жизни озабоченный! А наш сынок просто пошутил, да ведь? Сынок, ну-ка, скажи нам, что ты пошутил.

— Мам, пап! — устало, но грозно, прозвучал рык Артёма, принуждая всех захлопнуть рты (у матери, наверное, научился). — Это — Лена, — его голос вновь стал средней тональности, — моя девушка. А это, — он обвёл руками пространство вокруг себя, — моя комната. Вместе всё это — моя личная жизнь. Согласны-не согласны — меня не колышет. Я на двери вам все маршруты прописал. Так что будьте добры, валите нафиг!

— Сынок, ты не прав, — пока его мать пребывала в глубоком шоке, отец Артёма решил вправить тому мозг.

— Да вы как римская инквизиция. То не делай, с тем не разговаривай…

— Мы хотим, как лучше, и мы не против, если ты хочешь встречаться с Леной, она милая, — его папа мне благосклонно улыбнулся.

— Значит, она и тебя приворожила, хитрая бестия… — обречённо пробубнила себе под нос Ефросинья, а потом отмерла, услышав слова своего мужа: — Кто это не против? Мы против!

— А мне всё равно! Я с ней встречаюсь, влюблён…

Он говорил что-то ещё, много говорил, ему отвечали, они спорили, ругались, он долго выталкивал родителей прочь из комнаты, что далось ему с трудом, но я всего этого не слышала. Даже не заметила, как он напялил на себя футболку с изображённой на ней мозаикой. Всё это время я мысленно повторяла его последнюю фразу, которая ввела меня в состояние прострации. «Влюблён…». Мои уши после неё сразу заложило, будто я сейчас совершила погружение с аквалангом. На лице нарисовалась улыбка потомственной идиотки, чья голубая мечта, наконец-то, осуществилась.

О её наличии на моём контуженном личике меня лично проинформировал Артём:

— Чего ржёшь? — мега-романтично поинтересовался мой принц, пощёлкав пальцами перед моим застывшим лицом.

— Сам ты… — обиделась я.

— Что я? — округлил он глаза, по-детски надув губы.

— Ничего.

Шер стал тискать мои щёки, словно я была хомяком, а он, добросердечный гражданин, случайно заблудший в зоопарк, решил меня накормить, засыпав за оттянутые щеки зерна, приговаривая:

— У-ти, моя маленькая!

Я еле вырвалась:

— Ты — псих! Не прикасайся ко мне!

— Но ты такая смешная!

— Я тебе клоун что ли? У-у-у, больной! — я тёрла свои щёки, пострадавшие после его щипаний и носилась от него по всей комнате.

— Ага, ты — моя персональная клоунесса!

— А ты — мой персональный маньяк!

— Детка, я буду для тебя, кем хочешь, — в него вселился змей искуситель? Тём, сбавь обороты!

— Тогда, будь для меня статуей!

Артём не сразу понял, что я очень умно вывернула под себя его фразу, но, когда до него все-таки дошло, вынужден был остановиться как вкопанный:

— Все, я — статуя, я — мрамор.

Эй, голуби, я тут вам каменное изваяние по блату подогнала, давай все сюда!

— Молодец, хороший мальчик, — похвалила его я и самым наивным образом потрепала по голове. Ду-у-ура! Надо было брать ноги в руки и бежать, пока памятник, изготовленный по моему спецзаказу, не ожил. Ага, уговора на то, что он оживёт, не было.

Так что этот дурак подхватил меня на руки и ломанулся прочь из комнаты:

— А теперь ужинать! — радостно проорал он мне в ухо.

— А как же наши, — следующие слова я сказала шёпотом, мало ли, вдруг у них здесь в коридоре ведётся прослушка, — проблемы? Те, которые связаны с нашим рассекречиванием.

Артём остановился, закрыл глаза, обдумал что-то про себя, вновь открыл глаза и вынес вердикт:

— Что-нибудь придумаем, а пока надо решить проблему с родителями.

— И как мы будем её решать?

В тот момент меня больше волновало насущное, нет, чтоб радоваться — меня впервые в жизни на руках таскают!..