Я думала, что за обшарпанной дверью её крепости окунусь в атмосферу «back in USSR», но оказалось, что старушка имеет вкус и тягу к прекрасному, иначе откуда такое точное воспроизведение тонкостей неоклассицизма — благородный сдержанный декор, выполненный в простых формах, симметричных и чистых линиях? Мой папуля бы умер от счастья, загляни он сюда, а Серу воздвиг бы в ранг лучших ценителей архитектуры. «Не дай Бог!» — опомнилось моё чувство самосохранения, представляя картину задушевных бесед папули и бабули Фимы до самых рассветных часов на нашей кухне.

Я продолжала осматривать непонятного желтоватого цвета кирпичные стены прихожей, обильно смазанные цементным раствором меж собой, так что часть его вытекла, создавая эффект небрежности. Эти стены наводили на мысли о тёмных переулках. В пользу них играла выполненная баллончиком чёрной краски жизненная надпись нецензурного содержания. Правда, как только на местами позолоченную, но наипростейшей конструкции вешалку водрузился мокрый плащ хозяйки, креативная надпись исчезла.

А вот половина стены по правую сторону была оклеена газетами поверх кирпичной кладки, по заголовкам которых я определила старые издания «New York Times», видимо Сера тщательно подошла к оформлению квартиры, на которые аккуратно наклеили обои. Правда, их хватило всего на два ряда. Но это не помешало установить в области обоев настенный светильник с тремя бронзовыми изогнутыми линиями, на концах которых «распускались цветы» — лампочки в своих оригинальных абажурах, а рядом с ним на первой половине — зеркало в громоздкой ажурной оправе под стать узорам потолочной лепнины. Под зеркалом примостился современный комод с удобными ручками, на котором стоял кровный брат нашего домашнего телефона. Рядом с ним ритмично тикали старинные часы, размеренно передвигая свои витиеватые стрелки.

Эдакий минимализм с налётами авантюризма мне неожиданно понравился. Я разве что рот от восхищения не раскрыла и пальцем тыкать не стала. Была ещё идея достать фотоаппарат и запечатлеть, дабы заранее собрать материал для своей будущей курсовой работы, но вот незадача — фотика с собой не было. То, что мой курсовик будет посвящён именно неоклассицизму, я поняла только сейчас, хотя нас ещё полгода назад просили определиться с темой и начать собирать информацию.

От внимательной Серы мой восторженный взгляд и блеск в глазах не укрылись, но расшифровала она его по-своему, как говорится «у кого что болит»:

— И только попробуй что-нибудь спереть! В суд подам. А знаю, что семейка у вас не без криминальных элементов.

Кто-то «НТВ» пересмотрел.

— Вообще-то…

— Помню я, как недавно твоя сестричка меня чуть на тот свет не спровадила!

Да-да, знакомо, только это была я. Но просвещать старушку не буду, вдруг у неё инфаркт случится? Я не готова взять на себя этот страшный грех.

— Ну… — ничего монументального в голову так и не пришло.

— В общем, надеюсь, на этот раз обойдёмся без внутренних органов, — она погрозила мне кулаком. — А я пойду пока переоденусь. До нитки промокла из-за этих иродов. Права купили и радуются. А я своё лучшее платье обмочила.

Честно, я только после этих слов соизволила обратить своё рассеянное внимание на внешний вид соседки. Она будто революционное знамя в молодости стащила и под платье его раскроила, а потом старую белую простынь на ленты изорвала и накрутила из них огромные вульгарные розы. Оригинальненько…

Я с прискорбным выражением лица старалась не выдать себя улыбкой, но всё же хрюкнула, добавив следом:

— Жалость-то какая…

Она мои потуги приняла за всхлипывания:

— Не парься, как вы, молодёжь, говорить любите. У меня ещё одно запасное есть.

— Слава Богу, — вымолвила я, и Сера, погрозив мне пальцем и наказав ничего не трогать, убежала переодеваться.

Вскоре она вернулась, наряженная в нечто цветом под стать своему зонту, обшитое разноцветным бисером и стеклярусом. На седую голову она повязала модный ярко-розовый платок. На шее болтались бусы с огромными с перепелиные яйца камнями из бирюзы, а на руки, словно сорока, нацепила бронзовые браслеты семидневки. Меня начали мучить сомнения на счёт того, что интерьер она сама продумала.

Сера вручила мне в руки объёмный пакет со словами:

— Вот это платье наденешь ты. Только не испорть. Мне его ещё самой на свадьбу надевать…

— На какую свадьбу?

— На свою уж, — посмотрела на меня, как на умалишённую, Сера.

— А когда у вас свадьба?

— Не твоё дело! — отрезала она. — Или ты приглашения ждёшь? — она посмотрела на меня ещё многозначительнее, я поспешила покачать головой, отрицая. — Вот и замечательно. А само платье я ещё в молодости сшила…

— Сами?

— Да, — с непревзойдённым чувством собственного достоинства ответила она. — Я все свои наряды сама шью.

— Супер… — выдохнула я, даже боясь представить, что же за сюрприз ждёт меня в этом безобидном с виду пакете.

— На выход! — бодро скомандовала Сера и протолкнула меня к обманчиво-филенчатой на вид двери.

Она закрыла квартиру на все сто пятьсот замков и вызвала лифт. Пока мы его дожидались, подъезд огласил громогласный, доносящийся откуда-то сверху, отлетающий эхом от бетонных стен и потолков крик петуха: