Тяжело задышав, я начала ругаться сквозь зубы, припоминая все известные мне ругательства, в том числе, слышанные от Нисы.

Макс подошел и не глядя мне в лицо вынул нож. Отер лезвие от крови о брючину и вновь начал демонстративно крутить орудие пытки в руках.

— Что было в записке? Которую вы нашли в квартире подружки? — спросил он с непререкаемым спокойствием.

— Дождь, зонтик и орхидеи, — покорно ответила я.

— Что? — свел он брови у переносицы, впервые встретившись со мной взглядом. — Что это значит?

— Что у Руси больная фантазия, — я попыталась взять под контроль дыхание. Вдыхала размеренно и не глубоко, однако это не очень помогло. Мне становилось хуже. Рана сильно кровоточила. Кажется, Макс задел крупные кровеносные сосуды. Тело больше не тряслось от холода. Наоборот, чувствительность падала и мне нестерпимо захотелось спать.

Мой палач это заметил, вновь присел, положил ладонь на щеку и заставил приподнять голову, которая уже падала вниз, упираясь подбородком в грудь.

— Эй! — требовательно затормошил он меня, сперва легонько, а после с силой затряс. — Приди в себя! Слышишь? Не смей отключаться!

Его последние слова донеслись до меня, подобно удаляющемуся эху, взлетающему над остроконечными вершинами гор и исчезающему в глубинах неприступных пещер. В ушах зашумело море, пальцы ощутили под собой сыпучесть нагретого на солнце песка, а ноги нащупали жесткую многообразную текстуру кораллов.

Повторно пришла в себя я резко, быстро сообразив, что все еще нахожусь в подвале. И Макс рядом. Сидит чуть в стороне, скрестив ноги перед собой.

Первым порывом было желание притвориться, что я все еще пребываю в отключке, но номер не прошел.

Макс подбросил нож в воздух и приказал:

— Даже не думай устраивать спектакль. У меня нет на это времени. Я и так слишком долго с тобой вожусь.

— Так, приказал бы своим волкам мной заняться, — хихикнув, щедро предложила я.

— К тебе никто не подойдет, кроме меня, — кажется, он уже все решил. И то, что он решил мне категорически не понравится.

— А если кто-то все-таки осмелится? — на всякий случай решила поинтересоваться я, переворачиваясь с левого бока, завалившись на который очень неудобно лежала, нарушив кровообращение в плече, и падая на спину.

— Не бывает настолько глупых людей, — Макс вновь подбросил ножик, ловко поймав. Он казался собранным, деловитым и в то же время, не производил впечатление человека, который куда-то спешит, хотя и не забывал повторят о недостатке у себя времени. — А если и бывает, то станет на одного меньше. Итак, на чем мы остановились?

Безразличные глаза пронаблюдали, как я, стараясь не пропускать сквозь крепко сжатые челюсти стонов, поднялась, опираясь на руки и вновь заняла сидячее положение. Болтать с ним растянувшись на полу было крайне неудобно.

— На том, что ты гад распоследний? — любезно предположила я.

Ножик подлетел над рукой, несколько раз перевернулся и был легко подхвачен владельцем.

— Эффектно, — оценила я, потому что именно этого от меня и ждали. — Я так не умею.

— Тебе и не нужно, — пожал плечами Макс.

— Боишься, что прирежу однажды ночью? — зло хмыкнула я, наблюдая за Максом, который использовал коробку в качестве табуретки.

— Нет, не боюсь, — поигрывая ножом, легко ответил он. — Потому что знаю — сколько бы не строила из себя крутую девчонку, на самом деле ты не способна на убийство. Не способна отнять чужую жизнь, не способна на подлость и предательство. Ты веришь в высшие идеалы — в равенство, в уважение, в неприкосновенность свободы. Давеча ты тут пыталась надавить на мои чувства, взывая к воспоминаниям прошлого? Так вот, ты была не права. Я помню. Я помню каждый день, который мы провели вместе. Я помню каждую нашу встречу. Я помню каждый твой наряд и каждый аромат духов, которые ты использовала. И поэтому я не боюсь тебя.

— Зря, — выдохнула я сквозь боль, опоясывающую ребра. — Все, что ты сказал, про мою доброту и так далее, касается других, но не тебя. Тебя я прирежу с большим удовольствием.

— И чем же, — он удивленно выгнул бровь, как будто действительно не понимая, — я отличаются от других?

— Тем, что твое предательство было самым болезненным, — просипела я и закашлялась. Покосилась на бутылку воды, но решила, что нет. Не сделаю я Максу такого подарка и не поползу на коленях ради пары глотков. Пусть подавится своей водой. — И я отомщу тебе за это.

— Возможно, когда-нибудь, — сухо рассмеялся бывший друг, в очередной раз подбросив ножик. — Но не сегодня, любовь моя. А когда тебе представится такая возможность, то ты уже не будешь стремиться к моему умерщвлению.

— Это почему же? — прищурилась я с ненавистью. Сидеть вот так вот и как старые друзья болтать о всяком тоже было разновидностью пытки, гораздо более изощренной, чем пытка жаждой или ножом.

— Потому что к тому моменту, когда я позволю тебе быть самостоятельной, ты уже полюбишь меня, — просто ответил он.