Какая неприлично богатая у меня семья.

И, наверно, то… что они выставили меня вон, как надоевшего домашнего питомца.

И как презирают и смеются надо мной.

Все они.

Люди из прошлой жизни.

Пытаюсь вырваться, но только сейчас осознаю мощь, на которую Кулаков способен. Власть, которой он завладел.

Потому что он разозленно затягивает меня снова в поцелуй. И сопротивление меркнет во мне, как одинокой вспышкой на небе угасает целая звездная система.

— Выставишь меня из города, значит, — урывками напоминает Кулак. — Давай пробуй, принцесса.

От внешнего мира он скрывает нас разворотом необъятной спины. Меня — по самую макушку. Упираясь лбом мне в переносицу.

Тянется рукой мне под платье, но я вскрикиваю. Он чертыхается и снова потряхивает головой, убирая ладони и переключаясь на себя. Вываливает эрегированный член из ширинки и я потрясенно замираю.

— Ну как, нравится на равных со мной? — Он жестко проходится ртом по моим губам и внезапно шумно выдыхает. — Ну как тебе? Как тебе, Алиса?

Пораженная, я только и могу глядеть на агрессивно вздыбленный член с толстой багровой головкой. Верно, я с ума сошла?

Тремор видать до мозгов добрался и теперь меня качает до такой степени, что не могу отличить реальность от наваждения какого-то.

— Ч-что? — выдавливаю. — Как мне ч-что?

И он вжимается в меня, и лихо направляет мою ладонь к эрекции.

— Ну как тебе? — повторяет будто забыл другие слова. Но затем срывается, и я ошеломленно слушаю его скрежещущий голос.

— Давай уговор. Сейчас. Между тобой и мной, принцесса. Выставишь меня из города. Иди сюда, дай мне…. Если подрочишь мне прямо сейчас, вот тут, и дашь на тебя прям кончить, то не будет блядского комплекса никакого. Все. Не будет. Слово даю. Уговор.

Он отжимает у меня еще несколько поцелуев, пока говорит. И я тянусь к нему каждый раз, как и все сосуды и жилы во мне паленой резиной тянутся. Сердце спотыкается на каждом слове.

Мое запястье он все еще удерживает у своего стояка.

Мне страшно… страшно, что Кулак заставит меня прикоснуться к пружинистой эрекции.

Страшно, ведь не знаю, что дальше будет.

Не знаю, что от себя ожидать.

Лицом пытаюсь его башку оттолкнуть, но все мимо.

— Что такое? Не нравится? Не так сильно хочешь спасти детдом? Так сильно противно? — хрипит Василий.

Выдираю ладонь из его хватки и пытаюсь толкнуть в грудь.

— Т-ты сбрендил, — вываливаю все почти криком. — Я… я не собираюсь такого делать вот так! Это хамство! Ты издеваешься надо мной! — от гнева трясусь уже и снова пихаю его в грудь. — Причем здесь… Отойди от меня. Отойди, я сказала.

Кулак отталкивается пятерней от крыши Ниссана и только потом застегивает ширинку.

Промокший до нитки, он буравит меня взглядом, все еще заходясь в частых, нерегулярных выдохах.

Я убираю налипшие на лицо волосы, и судорожно прикрываюсь руками.

Платье облепляет тело. Не хочу, чтобы он разглядел что-то под ним, даже очертания.

Но он даже не смотрит туда. Только в лицо взглядом впивается. Его облик искажается рябью ливня. На лице — сплошь обнаженные эмоции. Столько их… Не могу отследить!

— Я знала, — звенящим от злости голосом завожу я, — я знала, что от тебя можно ожидать такое. У тебя нет принципов. Для тебя есть только «любой ценой». И поэтому… именно поэтому я никогда не позволю тебе распоряжаться Васильками, как своей песочницей!

Кулак делает шаг ко мне обратно, видимо, на автомате. Я двигаюсь в сторону и он останавливается — мы практически одновременно рыпаемся.

— Я дал тебе попытку. Разбалованной девке. Я убивал людей за пятую часть, что ты себе позволяешь. Песочница? Это твоя песочница! В отличие от тебя, у взрослых здесь реальные дела. Пока ты бегаешь и доказываешь богачам, что ты — не такая. Благодетельница! Но у меня секрет для тебя, Алиса.

Он наклоняется и молниеносно дергает меня за локоть, вынуждая прильнуть к каменной груди. И обжигает ухо злым шепотом:

— Но ты, мать твою, именно такая. Такая же, как и все они.

Толкаю беса в плечо и бесстрашно заглядываю прямо в искаженное сотнями эмоций лицо. Мы оба оказываемся ногами в луже.

— Потому что ты так решил? Что ты знаешь вообще об этом, Кулаков? Что? Ничего!

— Побольше твоего, — выплевывает он. — Я в детдоме вырос и…

Вижу, как он мгновенно жалеет о выболтанном.