Но когда он подходил к дому, на лице его не осталось и следа от того смятенья чувств, которое должно было ввести в заблуждение советника Феро.

Женщины ушли в дом, спасаясь от жары, которая стала очень чувствительна.

Рабурден вновь принялся за работу: теперь он красил карнизы в гостиной.

Николя взял садовые ножницы и вернулся в сад подстригать деревья.

Но проходя мимо открытого окна, он поманил к себе Рабурдена.

Тот бросил работу и вышел.

Николя Бютен увел его в сад подальше, за дом, и сказал:

— Ну, давай посчитаемся.

— Деньги есть?

— Вечером будут.

— Точно будут?

— Давай посчитаемся, — спокойно повторил Николя.

— Да уже посчитались. Ты мне должен тридцать семь тысяч франков.

— Хорошо, вечером получишь.

— Так ты сказал советнику…

— Советник сам знал мое настоящее имя.

— Ничего себе!

— И он для меня держит в прозапас пятьдесят тысяч франков.

— Мне только тридцать семь нужно.

— Получишь — и сегодня же вечером уйдешь.

— Что ж, — сказал Рабурден, — как деньги получу, так ничего меня здесь больше не держит.

— А меня держит: у меня тут дом, и я хочу жить в нем спокойно. Поэтому прямо сейчас, как будем обедать, при женщинах вслух скажи, что уедешь сегодня.

— Пока деньги не получу — никуда не уеду.

— Я рассчитал всю комбинацию.

— То есть?

— Вот смотри. Сегодня вечером в Ла Пулардьере я встречаюсь с господином Феро.

— Когда точно?

— В восемь часов. Вещи у тебя нетяжелые — соберись и пойдешь со мной вместе.

— К господину Феро?

— Там подождешь меня у ворот. Выйду я от него при деньгах. Отдам тебе твои тридцать семь тысяч и провожу до парома Мирабо. Там дождешься, как проедет карета.

— Идет, — сказал Рабурден. — Я и сам уж хотел поскорей отсюда убраться, а тот этот болван-паромщик меня узнал — неспокойно как-то…

И он вернулся к своей работе.

Как и было условлено, за обедом Рабурден объявил о своем скором отъезде.

Николя Бютен — ему нужен был предлог для женщин, чтобы объяснить свою отлучку, — сказал на это:

— Я тебя провожу до дилижанса.

Остаток дня прошел без происшествий.

Вот только вечером, незадолго до часа ужина, хозяин Ла Бома поднялся к себе в спальню и заперся там.

Он открыл дорожный сундучок с разными морскими инструментами и достал оттуда нечто вроде тросточки из трех частей. Он соединил их, а на один конец привинтил какой-то медный шар.

Потом взял кузнечные меха и закачал через шар в тросточку воздух.

Эта загадочная операция продолжалась минут пятнадцать.

Закончив ее, Николя Бютен отвинтил медный шар, а на его место прикрепил набалдашник слоновой кости, так что тросточка стала казаться совершенно обыкновенной.

Но медный шар Николя положил в карман.

Потом он спустился в столовую, где уже был накрыт ужин.

Рабурден сложил свое шмотье в узелок, а узелок привязал к длинной палке.

После ужина Николя Бютен поднялся первым.

— Так ведь карета, милый, только через два часа, — сказала ему супруга.

— Ну да, — ответил Николя. — Только Рабурден в Мирабо кое-кому задолжал — вот заодно и отдаст долги.

И он вышел, уводя с собой и мнимого коробейника — к огромной радости обеих женщин.

XIV

Куда ты меня ведешь?

Так спросил Рабурден, когда Николя Бютен не пошел по платановой аллее, за которой начиналась тропа через виноградники, а свернул в другую сторону, за дом.

— Мы пойдем в Ла Пулардьер кружным путем.

— А почему?

— По двум причинам. Первая: нам спешить некуда.

— А другая?

Николя от всей души рассмеялся:

— Все-то ты хочешь знать. Ну да ничего, мы же расстаемся — что ж, давай расстанемся добрыми друзьями, как были прежде, чтобы секретов друг от друга не иметь.

— Так в чем же дело? — спросил Рабурден.

— Жена моя, сам понимаешь, ничего не знает.

— Еще бы.

— И знать не должна.

— Ну и что?

— А люди в Ла Пулардьере не должны догадаться, что у господина Феро для меня есть деньги.

— Согласен. Что дальше?

— Так что мы идем не в Ла Пулардьер.