И когда я в чалме, сооруженной из платка синего цвета в белый горошек, вышла из другого подъезда, милиционер, общавшийся с коллегами по рации, стоя у машины с открытой дверцей, не обратил на меня никакого внимания.

Я спокойно завернула за угол и только там дала волю своим ногам, развив спринтерскую скорость.

Втиснувшись в переполненный троллейбус, я отправилась на свою конспиративную квартиру, поминая при этом добрым словом свою безвременно усопшую бабушку.

В голове моей был сплошной сумбур. Даже кошмарная давка на сей раз не волновала мою нервную систему. Я покорно принимала тычки в бок и в спину, тупо обозревая рекламные плакатики, наклеенные на окнах троллейбуса. И один из них навел меня на мысль о возможности временного спасения. «Вы хотите изменить цвет глаз? Тогда обращайтесь к нам. Фирма „Око“ обеспечит Вас контактными линзами самого лучшего качества».

Мысль, конечно, интересная.

Вывалившись с очередной порцией содержимого троллейбуса на улицу, я сначала отправилась в магазин.

Волнение всегда отрицательно сказывается на моем аппетите. Отрицательно в том смысле, что, когда начинаются всякие передряги, у меня появляется дикое желание что-нибудь пожевать, а в итоге пострадает фигура.

Вот так. Теперь можно и в берлогу на зимовку. Затарились.

В квартире все было покрыто пылью двухмесячной давности. Здесь я бываю редко. И, как правило, приводят меня сюда только чрезвычайные обстоятельства.

Сначала позвоню Светке. Потом еда и небольшая уборка. В тот момент я не обратила внимания на то, что запасных ключей от гаража на их обычном месте — на тумбочке — не было. Светка, к счастью, оказалась дома.

— Привет, Светик!

— Привет, Тань! Как жизнь молодая?

— Бьет ключом, только все по темечку норовит. У меня к тебе дело срочное, очень срочное.

— Какое?

— Ты не слишком занята?

— Да как тебе сказать. Пытаюсь заниматься хозяйством. А что?

— Свет, не откажи другу верному, старому. Мне срочно надо постричься и покрасить волосы.

— О господи! Ты с ума сошла!

— Что, понимать это как отказ, что ли?

— Да какой отказ! Ты меня просто ошарашила. С чего это вдруг стричь волосы?

— Потом объясню. Бери ножницы, черную краску и приезжай в бабулькину квартиру.

— Черную?! И почему в бабулькину? Что-то серьезное?

— Потом, Свет, я же сказала. Не по телефону.

До приезда подруги я успела сварить супчик пакетный и сосиски. Уборка подождет.

Мы пообедали вместе. Я рассказала ей о своих приключениях, о побеге.

— Ну, а чего тебе бояться, если ты не виновата?

— Сначала это надо доказать. И задача эта непростая. Клофелин действует сразу же. Я все мозги сломала. Скоро сама поверю, что я его отравила. Ведь пока мы приехали, пока поднялись в квартиру, пока я кофе сварила — прошло минут сорок, не меньше. Если ему подмешали бы клофелин в водку на презентации, то он бы и до машины дойти не успел. Ничего не понимаю.

Я потерла виски, задумалась. Все события пронеслись передо мной мгновенно. И эффект двадцать пятого кадра вновь сработал.

«Таня меня уговорила „Эссенциале“ принять. Она заботится о моем здоровье».

— Вот оно! — Это было так громко и неожиданно, что Светка, молча ожидающая продолжения монолога, подпрыгнула.

— Что — вот оно?

— Светик, лапочка, кажется, я знаю, как это можно сделать было.

— Как? Как? Расскажи, Тань. — Светка была заинтригована. Для нее ведь это была всего лишь детективная история.

— «Эссенциале». Понимаешь? Жена уговорила его выпить «Эссенциале».

— Ну и что?

— Две капсулы «Эссенциале», заряженные вместо настоящего препарата клофелином, — идеальный вариант для подставки «лопушины». Гамбит, короче.

— Какой гамбит?

— Это начало шахматной партии, в которой ради получения активной позиции жертвуют фигуру или пешку. В данном случае пожертвовали пешкой. Я пешкой оказалась. Вот так, Светик.

— Ну ты, Танька, вундеркинд, — сказала подруга, подцепляя вилкой кусочек сосиски.

— Может, Свет, и вундер, но давно уже не кинд. И я выведу их на чистую воду. Они мне заплатят за это. Шахматистка чертова!

— Кто шахматистка?

— Тезка моя, жена Сабельфельда. Портрет ее у них в спальне висит. Она там сидит за шахматным столиком с фигурой коня в руке и загадочно улыбается. Сволочь!

Воспоминание о картине навело меня еще на одну мысль, правда, пока не оформившуюся.

«Аркан… Арканов». Но это потом. Сразу всего не объять. Главное, я вспомнила, что так тревожило меня, когда я подслушивала разговор влюбленной парочки. Голос в прихожей во время апокалипсиса в нашем подъезде, взывавший о необходимости воды, принадлежал Ринату Галиулину. Клофелин подкинул мне именно он.