Но сомнения все-таки не утихали. Почему она тогда не в гостинице остановилась? Зачем он повез ее к себе?

Может, им нужно обсудить какие-то рабочие моменты вдвоем, без посторонних, без неуемного Павла Викторовича! Что-нибудь, касающееся проверки…

В любом случае, Рома ее уже видел тут. Если она просто уйдет, это, наверное, будет совсем странно и нелепо. Пришла молча попялиться на его окна?

Мысли метались, чувства раздирали изнутри. Если она сейчас ему не скажет, то не скажет уже никогда. На комбинате, когда кругом люди, она и вовсе не сумеет к нему подойти. А у него они могут уединиться для разговора в любой из комнат. Или вообще выйти в подъезд на худой конец.

А вдруг завтра проверка закончится? Потапов сказал, что Рома не намерен здесь задерживаться. И тогда они больше никогда не увидятся…

Оля наконец решилась. Впрочем, и теперь ей пришлось мысленно себя подстегивать шаг за шагом, ступень за ступенью. Но у его двери она вновь застыла как вкопанная. Сколько раз она к нему приходила? Три? И каждый раз боялась, и каждый следующий раз был страшнее предыдущего.

Набрав воздуха полные легкие и едва не зажмурившись, она позвонила. И зашептала неистово: «Господи, пожалуйста, помоги! Пусть все будет хорошо…»

Из глубины раздались приближающиеся шаги. Щелкнул замок. Дверь открылась. На пороге стоял он, Рома, такой родной и в то же время недосягаемый. Несколько секунд он молча смотрел на нее во все глаза. И Оля тоже не могла нарушить эту тишину. Потом без слов отступил, предлагая войти. Она робко переступила порог.

— Добрый вечер…

У нее чуть не сорвалось «Рома». Но тут же вспомнилось, как утром он вернул ее на землю своим тоном и «Ольгой Николаевной». Не дай бог испытать это снова.

— Добрый вечер, — ответил он, не сводя с нее пронизывающего взгляда.

Никто так на нее не смотрел. Никогда. Этот взгляд проникал под кожу, заставлял внутренне дрожать, выбивал из равновесия так, что все слова забылись. И в то же время придавал сил. Потому что больше всего она боялась его равнодушия. Но вот так, как он смотрел сейчас на нее, равнодушные не смотрят.

— Мне нужно кое-что сказать… важное…

Роман сглотнул, губы его дрогнули, но ответить он ничего не успел.

За его спиной открылась дверь ванной, и в коридор вышла та самая девушка… Лиля — зачем-то вдруг вспыхнуло в мозгу ее имя. Она была обернута в банное полотенце, которое ничуть не прикрывало стройные голые ноги.

— Ой, — удивилась она, увидев Олю, — здравствуйте.

Оля словно в трансе уставилась на голые плечи, ключицы, руки, поддерживающие концы полотенца, и не могла сказать ни слова. А затем медленно попятилась к двери, чувствуя, как к лицу прихлынул удушающий жар.

Роман тоже обернулся, потом снова посмотрел на Олю. Она увидела, как ему сделалось неловко.

— Я… потом. Извините… До свидания… — пробормотала она торопливо и выскочила в подъезд.

Почти бегом спустилась на первый этаж и выскочила на улицу, задыхаясь от внезапного спазма в груди. Он не один! Он с ней!

Зачем она к ним заявилась? На ночь глядя. Когда никто ее не звал. Когда они там вдвоем… Пришла непрошенная, лишняя. Господи, как стыдно! И как больно! Каждый вдох — как маленькая смерть. Как будто зимний воздух превратился в ядовитый газ, разъедающий глотку, легкие, вены…

Сначала Оля шла быстро, словно ее гнали. То и дело с губ срывался горестный протяжный плач. Потом, ближе к дому, она успокоилась, замедлила шаг, попыталась выровнять дыхание. Провела рукой по лицу, поправляя выбившиеся из шапки волосы, и почувствовала, как слезы застыли острой корочкой.

Теперь предстояло самое сложное: не замечать, как мучительно рвется сердце, притворяться, что все хорошо, не позволять себе даже думать о Стрелецком.

«Все, тихо, надо взять себя в руки, забыть о нем, забыть навсегда, — сказала себе Оля, подходя к калитке. — Меня ждет Ромочка и Пашка. Они не должны догадаться. А я… я справлюсь. Жила ведь восемь лет без него. Значит, смогу и дальше…».

— О, какая у вас большая квартира. Вы здесь в детстве жили, да, Роман Владимирович? — не умолкала Лиля. — Так интересно!

Она скинула сапожки и норковый полушубок и, крутя головой по сторонам, прошла в гостиную.

— Красиво тут! А где ваша комната?

Роман злился, но не позволял себе больше срываться на ней. В конце концов, напоминал он себе, наивная девочка не виновата, что ему здесь так мучительно. Что с тех пор, как он ступил на эту землю, его терзают воспоминания, словно горячечный бред. А с той минуты, как встретился с ней, с Ольгой, все нервы оголены до предела.

Но слушать щебет Лили было выше всяких сил. Роман достал из шкафа чистое полотенце, протянул ей, показал, где ванная.