Рядом на крышу приземлилась птица, держащая в клюве раздавленную бабочку, от которой остались только яркие разноцветные крылышки.

Птица смотрела на меня черными глазами-пуговками, словно изучая, и я отмахнулся от нее взмахом руки.

От испуга птица выбросила изо рта свою добычу, и останки бабочки упали прямо около моей руки.

Я никогда не страдал особой сентиментальностью, но сейчас вдруг мне стало бабочку… жаль.

Была жизнь — и нету ее. В один миг. Была красота, и не стало ее — это так… жестоко.

Глупо, конечно, по-детски, но это чувство прорезалось во мне помимо воли, и я прикоснулся к потрепанным крылышкам кончиками пальцев.

Почувствовав легкое покалывание на коже, я немного удивился, как вдруг вокруг моей ладони появилось бледно-зеленое свечение, а из тела изошла сила.

Все произошло спонтанно и очень быстро, и я вообще ничего не понял, но у меня на глазах останки бабочки каким-то образом склеилось вместе, крылья выпрямились, потрепанные края заросли тканями и… бабочка медленно взлетела в воздух, заставив меня пораженно замереть.

Что это вообще было???

Похоже на целительский дар!

Но я никогда раньше этим «не страдал»!

Прислушался к себе. Вроде бы никаких изменений, вот только… магия, неожиданно пробудившаяся во мне и сейчас схлынувшая обратно, ощущалась совершенно другой, не такой, какая у меня была раньше.

Это происшествие даже отвлекло меня от недавнего напряжения, и я смог вдохнуть полной грудью.

Ну что же я так расклеился?

Нужно просто держать себя в руках и не позволять чувствам мною управлять. Я все еще хочу смело и открыто смотреть Хранителям в глаза, чего бы обо мне там не говорили.

Ободренный, я поднялся на ноги и решил вернуться в комнату.

Правда, где-то на краю сознания меня все же посетила мысль, что время «кормежки» Селия приближается, и вскоре мне снова придется его целовать.

Это будет настоящее испытание для меня…

***

Селена

Дни снова потекли в привычном русле.

Я возвратилась к занятиям, закрывшись от привычных уже насмешек непробиваемым панцирем равнодушия, и ученикам вскоре надоело меня доставать.

Только Виоль продолжала прожигать меня взглядами ненависти, от которых мне становилось не по себе.

На уроках у нас все чаще проводились практические занятия. К своему огромному удивлению, у меня открылись еще более серьезные способности к темной магии, и отец, который как раз проводил эти занятия, меня похвалил. Он был весьма доволен и, когда мы остались наедине в аудитории, даже слегка меня приобнял.

— Ты очень сильная! — проговорил он с чувством гордости за меня, и я начала таять от такой похвалы. — Хочу, чтобы мы занимались дополнительно, и уже скоро, я уверен, твой уровень возрастет до небывалых высот. Родерик тоже был мастером…

Он вспомнил о моем прошлом воплощении неожиданно и замер, предаваясь воспоминаниям. Я всмотрелась в его лицо, испытывая весьма противоречивые чувства. В прошлой жизни у меня с отцом не ладилось, это точно. А все потому, что он очень не любил Баиля. Мои воспоминания обрывочны, но их достаточно, чтобы почувствовать, какой глубокий разлад был между отцом и сыном. Но сейчас я видела перед собой убитого горем родителя, раскаявшегося, наверное, и измученного чувством вины.

Мне он нравился. Его забота окрыляла: никто и никогда не обращался со мной так. Я была Лавиану Шими весьма благодарна, но… внутри все равно жил страх.

Я не Родерик.

Несмотря на то, что я была им, сейчас я все равно в большей степени ощущала себя Селеной Громир — девушкой, вынужденный в этом мире постоянно выживать. И однажды Лавиан тоже это очень отчетливо поймет.

На самом деле он любил не меня. И даже заботился не обо мне. Это было очевидно. Он любил во мне отражение своего потерянного сына. И если вдруг когда-нибудь у него откроются глаза, и он поймет, что прежнего Родерика уже не вернуть… что будет тогда? Меня возненавидят? Будут разочарованы? Выбросят из сытой жизни и отправят прочь из королевства Луария, куда отец так жаждет меня отправить?

Я и сама хочу туда, чтобы перестать быть зависимой от чужой энергии, но неуверенность в своем будущем продолжала пугать.

Я тяжело выдохнула, пряча глаза.

Доверять до конца даже ему я не могла.

— Ты очень бледная, — молодое лицо герцога стало беспокойным. — Наверное, у тебя уже началось ослабление. Скажи, когда тебе нужна подпитка?

Я невольно начала покрываться краской стыда. Вспоминать о том, как я пила кровь отца, было до сих пор весьма неловко. Лавиан верно расценил мою реакцию и усмехнулся.