У самого порога перед ней застыла напарница. Хмурясь, та молча наблюдала за Нанни, которая только и успела приложить палец к губам.

— Еле утихомирила, — облегчённо выдохнула она, притворив дверь. — У номера шесть жар, проверяй его каждые полчаса. И восьмому побольше воды давай, да пелёнки меняй почаще.

— Разберусь уж как-нибудь, — Джина скривила кислую мину и протянула какую-то бумагу. — Лучше объясни-ка мне вот это!

— Документ, как видишь, — Нанни глянула на листок. — Что в нём не так?

— Считаешь себя самой умной? Какой, к чертям собачьим, сервус?! Да она же скорпион чистой воды!

— Я написала всё как есть. А ты бы не совала свой нос куда не следует!

— Всё как есть, говоришь?! — напарница нервно хохотнула. — Ладно, посмотрим… Так, почему не указала хист, а? Она же в темноте лучше кошки видит.

— Тоже мне великая способность! — деланно отмахнулась Нанни. — Ну забыла, и что?

— А про когти и силу тоже забыла!? Да она, когда вырастет, порвёт любого, как гиена кролика!

Нанни смерила её хмурым взглядом. Опасения Джины понятны: сокрытие информации — серьёзная провинность. Но отдать им Фиалку…

— Выслушай, прошу, — коснувшись руки, она заглянула напарнице в глаза. — Ну прикипела я к ней, понимаешь?! Не смогу я, если её туда, к скорпионам… Добрая она, сломают ведь.

— Не пори чушь! Таковы правила, ты же знаешь. Сломают, значит, так тому и быть, но скрывать такое от надзирателей… Нас же вздёрнут, моргнуть не успеем!

Нанни сдавила её руку:

— А кто узнает? Девчонка научена, хистом не светит, а выдержка у неё — будь здоров! Не выдаст себя, поверь мне на слово. Я об этом позабочусь, клянусь.

Джина недоверчиво покачала головой и со вздохом высвободила руку:

— Никого я покрывать не стану, ясно тебе? Если узнают, расскажу всё как есть.

— Да хоть так! Просто не выдавай, умоляю! — Нанни в отчаянии тряхнула её за плечи. — Мы ведь должны друг за друга горой, иначе медяк ломаный нам цена! Иначе до скончания времён ходить осквернённым с клеймом и кровь свою проливать на потеху свободным!

Джина поджала губы и, когда Нанни, наконец, взяла себя в руки и отступила, презрительно фыркнула:

— Мой тебе совет, подруга, оставь эти глупые фантазии. И не забивай ими головы малькам. Не быть нам свободными ни вовек. А если и дальше так продолжишь, на суку уже висит петля как раз для таких как ты, — с этими словами Джина разгладила примятую форму и скрылась за дверью.

С тяжёлым сердцем Нанни ожидала наступления ночи. Тревога никак не отступала. Напарница, конечно, та ещё стерва, но не сдаст — не посмеет. Предательство среди своих карается быстро и жестоко. Осквернённые впитывают этот закон с малых лет: няньки учат ему подопечных, старшие вбивают его в головы младшим. Негласные законы, передающиеся из поколения в поколение, чтятся превыше всего, иначе не выжить, иначе превратиться им всем в зверьё или, того хуже, в безвольное стадо. Хотя не так уж и далеко они от этого ушли… Но как знать, быть может, однажды всё изменится.

Нанни вспомнила, как её саму наставляла старая няня-сервус. «Мы чего-то стоим, только когда держимся вместе, — говорила Лил. — И, когда осквернённые это поймут, Легион рассыплется, что то трухлявое бревно».

Это Лил зажгла в ней надежду на лучшее будущее. И Нанни сохранила эту искру, пронесла её сквозь годы, делясь ею с другими как могла. Неважно, будет ли результат сейчас или через десять лет, важно, что в детских умах закрепится понимание, что такое любовь, что такое сочувствие и взаимовыручка.

Когда за окнами стемнело, Нанни незаметно выбралась из барака и, пройдя по уже давно проторённому маршруту, пролегающему за хозяйственными постройками, выудила запасной ключ и открыла замок.

Дети не спали, ожидая очередную сказку. Верные, словно щенята, они с радостным визгом окружили свою няню. Фиалка, по своему обыкновению, ждала своей порции ласки, пока Нанни обнимала и расцеловывала младших.

Несмотря на тяжёлый камень на сердце и ноющее предчувствие приближения чего-то непоправимого, Нанни старалась улыбаться. Она то и дело отгоняла мрачные мысли, украдкой утирая рукавом предательски проступающие слёзы.

Кто-то приобнял её со спины, обвил ручонками шею:

— Что с тобой, Нанни? — Фиалка прижалась к её щеке своей, приятно защекотав пушком кожу. — Почему ты плачешь?

— Что ты, тебе показалось. Просто соринка в глаз попала.

— А какую скаску ты нам севоня лассказишь? — коверкая слова, поинтересовалась малышка рядом.

— Пожалуй, о…

Грохнула распахнувшаяся дверь барака. На пороге выросла грузная фигура мастера.

— И что это здесь происходит? — рявкнул он, держа руку на поясе рядом с кобурой. — А ну живо все по местам, шлюхино отродье!