Чемпион в чёрных доспехах возвышался над противником. Мечи упёрлись в открытое горло поверженного. Рядом, полузасыпанный песком, сверкал на солнце шлем Пятого, в нескольких метрах валялась его верная секира.

Корнут разочарованно выдохнул. Ничего, чемпион короля ещё молод, почти мальчишка. Когда наберётся побольше опыта, принесёт своему хозяину славные победы. Юстиниан несомненно пощадит его, ведь Пятый весьма отважно сражался и вполне заслужил второй шанс.

Вихрь повернул голову в сторону королевской ложи, ожидая приказа.

— Жизнь! — прокричал кто-то в толпе.

— Жизнь! Жизнь! — подхватили многочисленные голоса.

Зрителю полюбился молодой гладиатор, никто не осудит короля за скупость или малодушие.

— У него большой потенциал, — заверил Брутус, не сводя глаз с арены. — Думаю, пощада вполне уместна.

Юстиниан не ответил. Неспешно подняв сжатый кулак, он оттопырил большой палец в сторону.

— Жизнь! Жизнь! Жизнь! — требовал народ.

Поразмыслив пару секунд, король медленно приставил палец к шее. Вихрь повернулся к Пятому и надавил на рукояти. Лезвия плавно вошли в плоть, изо рта чемпиона хлынула кровь, молодое тело забилось в конвульсиях и вскоре обмякло.

Юстиниан обернулся. Его бледное лицо застыло в каменном безразличии.

— Я не даю второго шанса, — холодно бросил он потрясённым гостям и покинул ложу под разочарованные вопли толпы.

Решение короля озадачивало. Такой ярости, а это была именно ярость, Корнут не видел у того с тех пор, как Юстиниану стало известно о выжившем в Мёртвых Пустошах. И если в прошлый раз причина была очевидна, сейчас оставалось только гадать. Неужели дело в уязвлённом самолюбии? Или всё намного глубже?

Корнут почувствовал на себе взгляд и инстинктивно обернулся. Максиан многозначительно посмотрел ему в глаза.

Скривившись, Корнут вышел вслед за королём. Стоит ли сейчас пытаться заговорить с ним? Или лучше подождать, пока поостынет?

— Господин советник! Постойте!

Он резко обернулся и закатил глаза: этому-то что ещё нужно?

Шеф полиции, пыхтя от бега, поравнялся с ним и отдал честь.

— Прошу меня простить, может, сейчас и неподходящее время, — затараторил он, — но у меня для вас очень важная новость.

— Выкладывайте, раз уж начали, — с трудом сдерживая злость, отозвался Корнут.

— Вы просили немедленно сообщить, если найдём что-то на Перо. Так вот, намедни мои люди взяли одного: пытался скрыть новорождённого выродка. Болван прихватил с собой всю семью, представляете!

— Ближе к делу, Брайан, — поторопил его Корнут. Все мысли пока занимало произошедшее в ложе.

— Мы вышли на агентов Стального Пера, — отчеканил шеф полиции.

Корнута будто ледяной волной окатило.

— Агенты Пера, говорите? Могу ли я встретиться с вашим заключённым?

— Разве что на Площади Позора, господин советник, если он там ещё висит. Обычно дольше чем на сутки их там не оставляют.

— Вы идиот! — прошипел Корнут. — Висельники не разговаривают! А нам нужна информация.

— Не волнуйтесь, мы выбили из этого неудачника всё, что возможно, — принялся оправдываться Брайан. — И где найти агентов, и даже пароль. Да он готов был рассказать, какого цвета исподнее его жены, когда мы пригрозили отправить в Легион его оставшихся детей. Поверьте, большего он бы вам не рассказал.

Корнут устало вздохнул. Его окружают одни недоумки. Внедрить в сопротивление такого вот мстителя, у которого отобрали чадо, — идеальный вариант. Теперь всё начинать с нуля.

— Жду вас у себя вечером. Расскажете мне всё до единого слова. Здесь неподходящее место для подобных разговоров, если вы не заметили.

— Есть! — шеф полиции отдал честь и скрылся за занавесями ложи.

Что ж, может, всё не так уж плохо. Ему удалось ухватить за хвост мелкую гадюку, но он не сдастся, пока не размотает весь клубок и не пообрубает змеиные головы все до единой.

В соответствии с правками о частной организации Осквернённый Легион, гражданином государства может считаться только лицо, получившее от Надзора за генетической чистотой граждан сертификат, подтверждающий право называться человеком. Любая попытка подделать такой сертификат или выдать другое лицо под именем, значащимся в оном, карается двадцатью годами лишения свободы без права на апелляцию или досрочное освобождение.

Заветы потомкам, 06.011