Спасаю жизни… Какой в этом смысл, если я не могу спасти любимого человека, своего мужа?! Но этим мыслям я стараюсь не давать воли, иначе я погрязну в депрессии и ненависти к жизни, людям и самой себе.

Особенно к себе. Почему я раньше не заподозрила рак желудка? Почему я не отвела Антона на скрининг на ранней стадии, когда вероятность продлить ему жизнь хотя бы на пять лет была высока? Тоже мне, врач! Я старательно подавила это чувство — нужно держать себя в руках. Спокойно, все будет хорошо!..

В глубине души я еще на что-то надеюсь. Несмотря ни на что.

— О чем думаешь? — спрашивает меня Антон.

— Ни о чем, — быстро говорю я и бодро улыбаюсь.

— Ну, тогда я скажу, о чем я думаю. Когда я умру…

— Замолчи!.. — пищу я высоким, испуганным голосом и хватаю его за руку.

— Мила… прошу, выслушай меня.

Поморщившись, он вздохнул и сжал мою руку.

— Когда я умру, рано или поздно это случится — я ведь не бессмертен, я хочу… сама понимаешь, я хочу, чтобы ты вернулась к Андрею.

— Лет через тридцать я, так уж и быть, об этом подумаю!

— Я серьезно. Возвращайся к нему и не мучайся от чувства вины. Все эти годы вы любили друг друга, но ты была со мной. Пришла его очередь.

— Антон… Я не могу даже думать об этом! Как ты можешь… Я не представляю жизни без тебя!.. — я готова разреветься, как ребенок.

— Мила, — не слушая меня, продолжает Антон, — я счастлив, что в твоей жизни есть человек, который так сильно любит тебя. Да, раньше меня это раздражало, но теперь я благодарен за это судьбе. Пообещай мне!

Мне хотелось кричать и спорить, но взглянув ему в глаза, я, помолчав, прошептала:

— Хорошо, обещаю…

— Ну и отлично, — вздыхает Антон.

Пообещать-то я пообещала, но все равно, думать об этом я не стану.

Нет, нет и нет! Да, я знаю, что веду себя, как ребенок и отрицаю очевидное. Но по-другому я просто не могу. Одна мысль о том, что Антон… Господи, моя жизнь закончится, вместе с его!

Конечно, мне и раньше приходило это в голову — если через много лет, когда Антона не станет, мы с Андреем все еще будем друг друга любить… Но я никогда не размышляла об этом всерьез, потому что «когда Антона не станет» звучало уж слишком ужасно. И вот теперь…

Нет, я все еще надеюсь, что химиотерапия поможет — шанс есть, пусть и небольшой. Я даже обращалась к ведьмам — ни одна из них, правда, не сделала ничего путного, трудно сказать, что из этого получится.

Зайдя ненадолго домой принять душ и перекусить, я увидела Таню, она сидела на кухне с чашкой чая. Она приехала в Россию, просто чтобы поддержать нас с Антоном.

— Привет, как он? — спрашивает она обеспокоенно.

— Ничего, настроен вполне оптимистично…

Да уж, счастлив, что меня будет кому утешить после его смерти — вот уж оптимизм, так оптимизм.

— Ты ведь не говорила папе, что Антон заболел? — спрашиваю я.

— Нет, ты же сама хотела сказать.

— И не говори, я вообще не хочу, чтобы он об этом знал, — произношу я чересчур поспешно.

— Почему? — спрашивает она осторожно.

Потому что боюсь, что наше с ним желание быть вместе лишит Антона последних шансов, что если я скажу об этом, если Андрей приедет поддержать нас, это приблизит ужасное будущее. Разве я могу думать о нем сейчас, когда Антон борется за свою жизнь?

— Кажется, я догадалась, — кивает Таня.

Улыбнувшись, я погладила ее по руке. Все это время я старалась, чтобы моя дочь была мне так же подругой — теперь, когда мы выглядим, как ровесницы, это стало еще проще. Мы и правда отлично ладим и можем сказать друг другу о чем угодно, но откровенничать об ее отце, мне почему-то всегда было нелегко. Но Таня наблюдала за нами всю жизнь, конечно, она все понимает.

— Завтра съездим в больницу вместе, — она поднимается и обнимает меня, — все будет хорошо.

Иногда мне кажется, что она стала взрослее меня, а сама я застряла где-то на уровне своих восемнадцати. Забавная все-таки штука — бессмертие сирен.

Взглянув в зеркало, я увидела свое лицо, не постаревшее ни на день. Потянувшись мысленно к биополю Антона, я с болью и отчаянием отметила, что оно изменилось, стало не таким ярким — болезнь и возраст что-то с ним сделали.

Еще не время…

Я не верю в Бога, но сейчас я готова поверить во что угодно.

Прошу… еще не время!