Виновник этого такой крошечный, что глядя на его снимок, я ничего не могу разобрать, но у него уже есть сердце.

Повернув голову, смотрю на часы.

Почти семь утра, а я по-прежнему в сомнениях и абсолютной чертовой потерянности. Мое настроение, как теннисный мячик — скачет то в стену, то в потолок, то еще черт знает куда. Кажется, я вообще его не контролирую. Вчера утром меня стошнило, и мне пришлось наврать деду с три короба. Если меня стошнит и сегодня, лучше застрелиться, чем смотреть ему в глаза.

Лучше умереть, чем смотреть в глаза Дубцову, потому что мне вдруг кажется, что я ворую что-то, принадлежащее ему. И если он об этом узнает…

От панического и нарастающего страха у меня потеют ладони.

— Ммм… — со стоном сбрасываю на пол ноги.

Кровать подо мной скрипит, и мне хочется рухнуть обратно.

Я никогда не была соней, а теперь отдираю себя от матраса каждое утро.

— Доброе утро… — бормочу, проходя мимо кухни.

— Доброе… — вторит мне дедов голос.

Прошмыгнув на цыпочках в ванную, закрываю дверь на замок.

Упираюсь ладонями в умывальник и жду.

Даю себе пять минут на то, чтобы понять, понравится мне сегодня запах яичницы, который ухватила носом, пока проходила мимо кухни, или не понравится.

Почему в природе все так несправедливо?!

Мужчина просто получает удовольствие, а женщина девять месяцев расхлебывает последствия!

Зло дернув ящик, достаю оттуда расческу.

Глядя в свое отражение, сглатываю застрявший в горле ком.

Сегодня среда. Я уже ненавижу этот день недели.

Расчесав волосы, собираю часть в пучок на макушке, остальные оставляю свободными. Они слишком короткие даже для приличного хвоста.

Внезапно мне все становится безразлично.

Моя прическа, моя учеба, мои перспективы…

Все становится тусклым и ненастоящим.

Механически умываюсь и чищу зубы. Вернувшись в комнату, механически перебираю свои вещи, беря то, что лежит сверху. Джинсы и теплый вязаный свитер, который натягиваю бездумно.

Пытаясь затолкать в себя яичницу, понимаю, что ничего не выйдет.

У меня нет аппетита, теперь он приходит не раньше обеда, но когда приходит, я чувствую себя голодным животным.

— А что так? — усевшись напротив, дед кивает на мою тарелку. — Яйца вроде те же, что обычно.

Его глаза внимательно изучают мое лицо.

Чтобы хоть как-то отолгаться, пожимаю плечом:

— Я больше не люблю яйца.

Опустив глаза, отпиваю из кружки горячий чай.

— Хм… — тянет он. — Вот так чудо-чудное.

— Угу. И такое бывает.

— Ну, может еще оттаешь. Жизнь штука непредсказуемая.

— Это точно… — шепчу.

— В театре столичная труппа всю неделю. Засвидетельствуем почтение?

Мое нутро говорит стойкое “нет”. Я не хочу. Мне безразлично, но подняв на него глаза, заставляю губы улыбнуться и говорю:

— Угу.

Кивнув, принимается за свой завтрак.

Закутавшись в куртку и шарф, проверяю в сумке паспорт и выхожу из дома.

В парке уже есть движение.

По стадиону нарезает круги футбольная команда, хотя еще и девяти нет.

Заняв последнюю парту в лекционной аудитории, достаю из сумки блокнот и отправляю ее на пол.

Зажав между колен руки, начинаю нервничать.

Время не тянется, оно летит!

Пока пустая холодная аудитория заполняется людьми, я пытаюсь собраться с мыслями.

Алёна появляется за десять минут до начала лекции.

Пулей вбегает в аудиторию и проталкивается ко мне.

Она растрепанная и у нее жутко припухли губы.

Отвожу глаза от ее лица. В придачу ко всему у нее еще и щеки пылают. Иногда по утрам она бывает такой. Не нужно быть гением, чтобы понимать — почему.

— Привет. — Падает на соседний стул. — Ммм… как дела? — спрашивает звонко.

Она выгляди так, будто нервничает, поэтому мне хочется спросить, как дела у нее.

Ее глаза бегают по моему лицу, зубы прикусывают губу.

— Мне нужно вот столько, — говорю, кладя перед ней вырванный из блокнота лист с выведенной по центру суммой. — Я верну со стипендии.

— Хорошо, — хмурит брови и лезет в карман за телефоном.

Через секунду на мой телефон падает сообщение о пополнении счета.