Шрифт:
За стуком сердца слышу, как в салоне начинает пищать какой-то датчик.
— Блять! — орет этот урод.
Пыхтит и матерится. Бьет рукой по рулю.
Мне хочется сжаться.
— Значит так, — объявляет он. — Заедем на заправку. Будешь сидеть, как мышь. Рыпнешься, пожалеешь. Поняла?
Молчу, считая про себя до пяти.
— Поняла?! — оглушает он меня.
— Угу… — трясу головой. — Да…
Втянув в себя воздух, смаргиваю слезы.
Молоко, мандарины…
Пффф…
Машина выезжает из города и дорога впереди становится похожа на черный провал. Она расплывается перед глазами, но я душу слезы, сжав до боли кулаки.
Через десять минут впереди возникает указатель на заправку. Трасса пуста. Совсем никаких машин. На заправке тоже пусто, но внутри, в минимаркете, есть люди.
Он больной. Просто больной, если думает, что я буду просто сидеть и ждать…
Просунув руку в карман куртки, нащупываю ключи от дома и сжимаю в скользкой ладони ключ от калитки. Сжимаю с такой силой, что ладони становится больно, но я слишком боюсь его не удержать, поэтому мне плевать на боль. Плевать на все. Мое сердце будто останавливается и дыхание замедляется.
Замки на двери щелкают.
Больно сжав мое плечо, он вдалбливает в меня слова:
— Сиди. В. Машине.
Обведя глазами его лицо, киваю и, достав из кармана руку, ударяю его ключом куда-то в щеку.
Из его горла вырывается мгновенный хрип, голова дергается. Вопль боли ударяет по ушам.
Отстегнув ремень, я выскакиваю из машины и несусь к минимаркету.
Глава 57
Кирилл
— Кирилл… Кирилл… — вой бабушки в трубке возвращает меня в реальность, из которой я выпал.
В ушах звон, перед глазами пелена. Сначала белая, а потом красная.
— Кирилл, что мне делать? — слышу в трубке напротив уха. — Господи, я боюсь за Анечку… она плохо себя чувствовала…
Плохо чувствовала?!
Да она уже две недели в вегетативном состоянии!
У меня в кармане всегда есть мандарин, на тот случай, если ее затошнит прямо посреди улицы или в машине…
— Кирилл, что мне делать?! — повторяет бабуля вопрос.
У нее паника. У меня тоже.
Мы недооценили. Недооценили степень важности для Короля этого сраного завода. Иначе у него бы не сорвало тормоза.
Я виноват. Только я.
У меня учащенный пульс и страх сделать неконтролируемый поступок. Убить или покалечить. Я так и сделаю. Убью или покалечу, если с Аней что-нибудь случится. Убью или покалечу сначала его… а потом себя…
Резко втянув воздух, хриплю:
— Ничего не делай. Я перезвоню.
Кладу трубку и набираю свою жену.
У этого дебила наверняка есть требования, и вести с ним диалог лучше напрямую, но потребность услышать прямо сейчас ее голос ослепляющая. Страх за нее тоже.
Маленькая моя, возьми трубку…
Пока идут гудки, упириюсь лбом в собранный кулак, пристроив тот к оконной раме Стасова “порше”.
— Анюта… — выдыхаю пропущенный через легкие воздух.
— Че случилось? — слышу за спиной скрежет щебенки и голос брата.
— Не подходи пока ко мне… — прошу его, не оборачиваясь.
Я нихрена за себя не ручаюсь.
— Ладно… — напряженно бормочет Стас.
После второй попытки дозвониться я понимаю, что это бесполезно.
Она либо не может ответить, либо у нее нет с собой телефона. Второе более вероятно, потому что в последние недели она забывает его всюду. Удивлен, что до этого дня не находил его в холодильнике.
Она передвигается в пространстве, как зомби. Очень капризный зомби, который половину времени плачет, а вторую спит или обнимается с унитазом.
Это называется токсикоз.
Это значит, что из-за нашего ребенка у нее в крови полный бардак. Интернет говорит, что не всегда этот процесс такой бурный, но нам, блять, “повезло”. И это гребаный шок для меня, хоть интернет и заверяет, что у нас это скоро должно закончиться.
Закончиться…
Шум от дороги за спиной скукожился до еле заметного шелеста. Моя собственная кровь сейчас ледяная. Так я ее ощущаю.
С бабулей мы расстались два часа назад. После подписания документов мы заехали на завод, чтобы встретиться с генеральным директором, а потом я отправил ее в дом на окраине студгородка, чтобы она навестила мою психованную жену и присмотрела за ней немного, потому что сам я в движении до вечера…
Отыскав в телефонной книжке номер мужика, которого когда-то называл отцом, нажимаю дозвон и жду, пытаясь унять нарастающее в груди бешенство. Оно вырывается наружу, как только слышу знакомый голос.