— Даже не представляешь как, — ответил он.

— Ну, тогда пошел вон отсюда, — взвизгнул я, и толкнула его, впрочем, сама от него оттолкнувшись, упала на кровать.

— Допиздишься, блядь, — прорычал он, склонившись надо мной, и стал стаскивать, комбинезон, вместе с ним срывая и нижнее бельё.

— Ты варвар! — орала я на него, и пыталась вырываться. — Дикий совсем. Придурок!

Он ловко скрутил меня и прижал к кровати, закрыл ладонью рот.

— Заткнись, идиотка пьяная!

Хотела сказать, что сам он идиот, да как-то выдохлась, да и рот у меня закрыт. Потом и вовсе осознала, что лежу голая, придавленная его телом, и чувствую, что он возбуждён.

Я прогнулась удобнее, развела ноги, прильнула к нему, приглашая продолжить.

— Успокоилась, смотрю, сценарий сменила, — усмехнулся Кир, убрал руку от моего рта.

— Кирилл, я хочу тебя, — шепнула ему в губы, и он поморщился.

— Блядь, Света от тебя разит как от пивной бочки, — выдал он, убивая весь мой настрой.

— Какой же ты всё-таки гад! Пусти, я позову Сашу, раз ты обламываешься меня трахать!

Он снова вжал меня в матрас.

— Ещё одно слово, и я клянусь, выпорю тебя! И тебе никто не поможет, не Санёк, не подружка! — зарычал он.

— Да пошёл ты… — я не договорила, потому что меня перевернули на живот, и на голую задницу, опустился, ощутимый шлепок.

И это было очень больно. Ни как тогда в его кабинете, больно, но возбуждение придавало остроту, а именно больно. Я завизжала в подушку, и начала извиваться из последних сил. Он выпустил меня, и я забилась в уголок в изголовье, затравленно всхлипнула, глядя на него.

— Легла быстро под одеяло, — отчеканил Кирилл, и я тут же подчинилась, страшась получить добавки.

Свернулась калачиком, под одеялом, и зажмурилась. Мне было так обидно. Слёзы наворачивались на глаза. Но я упёрто молчала, не подавая никаких звуков, не дождётся, этот изверг, моих слез. А завтра я соберу вещи и уйду от этих зверей!

Кирилл вышел, а слёзы так и не выступили. Ударенное место горело, но сил уже не хватало ни на что, последние эмоции были потрачены на борьбу с Киром. И я мстительно представляла, как пошлю их обоих, и гордо уйду, но только завтра, сейчас только спать.

А потом меня разбудили голоса моих мужчин.

— Кир, блядь, ну ты как всегда, — гудел Саша.

— Вывела, Саня, — Кирилл умудрялся рычать, даже шёпотом, — дрянь зеленоглазая, мозг кипит до сих пор.

Они видимо стояли возле кровати.

— Да она же пьяна совсем, глупая, — заступался за меня Саша, — слышал, что в машине несла? Подружке всё рассказала, ты напористый, а я мягкий.

Мне стоило больших усилий не выдать себя, но сон мой как рукой сняло. Они всё слышали, как мы с Иркой шептались.

— Ага, а ещё у меня член больше, — шикнул Кир.

Я подавила вопль. Вот мы дурры, они всё-всё слышали!

— Да они не вспомнят завтра ничего, а вот синяк на заднице нашей девочки останется, — продолжал взывать к совести Кирилла Саша.

— Заслужила блядь, — упорствовал Кир, — какого хера этой задницей пошла, трясти непонятно куда.

— Мажь, давай, — скомандовал Саша, и моё одеяло откинули, оголив меня почти полностью.

Лежала я набоку, спиной к двери, и соответственно к ним. Ударенной ягодицей к верху.

Холодный воздух коснулся, кожи, и она тут же покрылась мурашками, сквозь ресницы, уловила, как забликовал свет. Видимо Кирилл себе подсвечивал телефоном.

— Охренеть Кир, ты долбоёб, — Саша даже повысил голос, это видимо при виде до сих пор горевшей ягодицы.

— Да вижу, — заворчал тот.

Послышался какой-то шмяк, и моей горячей кожи коснулись пальцы Кирилла, размазывая что-то прохладное, то, что сразу принесло успокоение боли. Он гладил очень бережно и нежно, растирая мазь, массируя. Может моему пьяному мозгу и почудилось, но, по-моему, он сожалел об этой вспышке, и теперь старался загладить свою вину. Его прикосновения меня начали усыплять, и все переживания вдруг сошли на нет, и окончательно засыпая, я вдруг решила простить его.

О, этот свет! Почему так ярко!

И что за колокол долбится в моей голове!

Я перевернулась на живот, пытаясь ухватить за хвост утекающий сон, потом на другой бок, но разбуженное сознание, подкидывало потихоньку крохи памяти. А нарастающая головная боль не способствовала успокоению.

Я со стоном распахнул глаза. И тут же прикрыла рукой. Шторы в комнате никто не позаботился закрыть, и летнее ранее солнце, ярко било в окно. От этой яркости ещё и жарко стало, и я откинула одеяло, растянулась на простынях.