— Тем более, Кирилл, — всё же не отступала я, — раз ты всё прекрасно понимаешь…Это же очень серьёзный шаг, взять на воспитание ребёнка… А мы с тобой… Что между нами?

— То есть пацану будет лучше в казённом доме, чем в доме, где его будут любить? — он задрал бровь.

— Пацану? — переспросила я.

— Да, — кивнул Кирилл, и я заметила, как его взгляд смягчился, — мальчишка лет трёх. Родители погибли, совсем недавно здесь, ещё толком ничего не понимает…

— Перестань, — вспыхнула я, чувствуя влагу выступившую на глазах, — ничего это не отменяет, что это важный шаг, что нужно всё продумать, столько нужно продумать… Кирилл… — я утерла с щеки сорвавшуюся слезинку.

Сердце заныло. Воображение нарисовала, темную макушку, и большие детские глаза.

— Света, — Кир подошёл вплотную, обдав своим теплом и ароматом, — ты же знаешь, что я ни фига не романтик. Я конкретный.

Он зарылся пальцами в мои волосы, и заставил поднять на него лицо.

— Меня никогда не трогали не чьи слёзы. Я вообще терпеть не могу всю эту блажь. Но ты, зеленоглазая, видимо знаешь какой-то нерв на моём теле, какую-то кнопку. Мне нужно чтобы ты была довольна, и если для этого тебе нужен ребёнок, так тому и быть.

— Нет, Кирилл, я не согласна… Мы с тобой не в тех отношениях, чтобы сюда ещё вплетать ребёнка, — я попыталась высвободиться.

— Можно подумать, если бы ты залетела, то не родила бы от меня? — напрягся Кир.

— Боже, какой ты чурбан! — я бессильно стукнула кулаками о каменную грудь. Нервы были на пределе. А от последних слов и вовсе стало нестерпимо больно.

— Я бы так хотела родить от тебя, — призналась я, севшим голосом, — жаль, этого не будет…

— Пойдём, — он стянул с моих плеч шубу, и потянул меня на выход, — у них сейчас полдник, посмотришь на него. Я не предлагаю решать прямо сейчас, просто ты посмотришь, подумаешь.

И я пошла, потому что была настолько в ступоре, от свалившейся на голову информации. Настолько придавлена тем, что ощущала сейчас. Какое-то теснение в груди, от волнения, и досаду, от того что Кирилл обошёл все острые углы, чувствуя что он что-то не договаривает. И всю важность данного шага, всю эту тяжесть я тоже сейчас ощущала. Но уже не могла себе отказать посмотреть на сбывающуюся мечту. На ребёнка, который уже занимал место в моём сердце, потому что вопреки всему, я его уже считала своим.

Он был совсем другим. Не таким как я представляла.

Мальчик был светлым, с отросшими, но бережно зачесанными волосами. Такие же светлые глаза. Издалека было не видно, какого конкретно цвета, толи голубые, толи серые. Маленький, хрупкий, насупленный, неумело ковырялся ложкой в тарелке с кашей.

Мы стояли за стеклянными дверями большой столовой, в которой сейчас ели дети разных возрастов. Человек сорок, наверное. Самые маленькие в одной стороне, большие в другой. Мальчишки, девчонки. Разные, и в то же время обледененные одной чертой, обделённые и покинутые. Но я не особо концентрировалась на них, смотрела только на этого хрупкого мальчика, который может стать моим сыном.

— Как его зовут? — спросила не оборачиваясь.

— Роман Ковалев, три с половиной года, — мне ответила Ирина Григорьевна, которая как-то незаметно подошла к нам.

— Родители погибли в автокатастрофе, три месяца назад. Мальчик пока не адаптировался, ждет, что за ним придут. Особенно маму.

Я глубоко вздохнула, и резко развернувшись, пошла на выход.

Хватит! Хватит!

Кто я такая? Кем я себя возомнила? Подумала, что я смогу заменить этому ребёнку мать, которую он ждёт!

Я развратная дура, живущая с мужчиной, не понятно в каких отношениях. А до этого и вовсе, спала с двумя.

Что я могу дать этому ребёнку? Чему я смогу научить? Лучше ему без меня. Пусть лучше найдётся полная надёжная семья, которая примет его со всей любовью.

Я поняла, что стою на холоде, возле машины, только когда мне на плечи опустилась моя шуба, а следом тяжёлые ладони, скользнули по плечам, сильные руки обхватили и прижали к горячей груди.

Кирилл сжал меня так сильно, что я думала, что не вздохну. Но в то же время, эта его хватка, и ставшее уже привычным шумное втягивание запаха, с моей макушки, отогревали меня, приводили в чувства.

— Прости, — прохрипел он мне всё в ту же макушку, — возможно, я был не прав. Вижу, что для тебя это очень тяжело.

Отвечать не хотелось совершенно. Так мы и покинули детский дом, молча, и молчали всё дорогу. И даже дома, Кирилл не лез ко мне, а у меня не было совершенно никого настроения вести разговоры, на любые темы.

Он оповестил меня, что поработает, и ушёл в кабинет, а я поднялась наверх, и, раздевшись, забралась в кровать. Свернулась комочком, под одеялом, и совершенно внезапно для себя отметила, что эта кровать, и этот дом, и даже этот мужчина стали для меня родными. Такими, наличие которых уже греет, успокаивает, просто потому что они есть.