Ирина Григорьевна попросила осторожно упоминать о совместной жизни, говорить об этом стоило издалека, и я порой рассказывала Ромке про пустующую детскую комнату, и про большую ёлку, что стояла в нашей гостиной.

Он молчал всё время, не считая коротких «да», «нет», когда требовался точный ответ, но на пятый раз, когда мы приехали, нетерпеливо схватил меня сам за руку, и потащил на прогулку, будучи совсем одетым. И это было маленькой победой в налаживании наших отношений.

В день, когда мы приехали его забирать, Кирилл сразу направился в кабинет к Ирине Григорьевне, а я пошла, искать своего мальчика.

Он был в игровой комнате, вместе с остальными детьми, но увидев меня, бросил всё и побежал навстречу. Сказать, что я была счастлива ничего не сказать. Я подхватила его на руки и обняла маленькое тельце, и втянула аромат его макушки, теперь ставший родным, примесь детского мыла, и чего-то сладкого, с горькой частицей казённого запаха, холодного и чуждого, который хотелось выдворить из этой композиции раз и навсегда.

— Привет, Ромочка, — пробормотала я, и осторожно поставила на ноги ребёнка, рассматривая, не напугал ли его мой порыв.

Нет, не напугал. Ромка, смотрел спокойно и открыто. Удивительно, как дети проникаются моментально лаской и заботой.

— Рома, хочешь поехать со мной и Кириллом, к нам? — спросила осторожно я, присев на уровень его глаз.

В них вспыхнул интерес, но он молчал, и я продолжила.

— А сюда не вернёмся, хочешь? — снова спросила, всматриваясь в голубые глаза.

Мы стояли в светлом коридоре. Детский дом тоже украсили к новому году, и теперь на стенах висели самодельные снежинки, и гирлянды.

— Дрей, — вдруг сказал Рома.

— Что? — я не поняла.

— Дрей, — уже совсем тихо и несмело, повторил он.

— Я не понимаю, прости, милый, — пожала я плечами и погладила худенькую ручку.

— Он говорит, Андрей. Это я, — вышел из игровой высокий подросток, и я уставилась на него снизу вверх, потому что так и сидела на корточках перед Ромкой.

Парень был высок, и тоже светлым, с короткой стрижкой, и голубыми глазами. И, несмотря на юность, он был, крепким, и выражение его лица было довольно таки сурово. На нем был простой спортивный костюм, и кроссовки.

— Здравствуйте, — поздоровался он, и я поднялась, озадаченно разглядывая его.

— Здравствуйте, — ответила, и совсем на инстинктах притянула Ромку к себе, но он оттолкнул меня, и наоборот спрятался за парнем, а тот по отечески потрепал его по голове, прижав к бедру.

— Вы хотите усыновить, Ромку? — спросил он.

Первым моим порывом было ответить утвердительно, но я сдержалась.

— Почему ты спрашиваешь?

— Ромка мой брат, — ответил Андрей, продолжая трепать макушку выгладывающего из-за него малыша.

— Брат? — изумилась я.

— Да, мой родной брат, мы вместе сюда попали, после смерти родителей, — ответил он ровно, и голос то у него тоже был такой не по-мальчишески низкий.

— Мне никто ничего не сказал, я не знала, — протянула я, пытаясь обуздать сумбур, творящийся в голове.

— Верю, — усмехнулся Андрей, — просто у Ромки возраст, подходящий для усыновления, а я уже не котируюсь, меня не возьмут, поэтому ничего и не сказали.

— А сколько тебе?

— Пятнадцать.

— У вас такая большая разница.

— Да, — вдруг улыбнулся Андрей и присел перед Ромкой на корточки, потрепал за щёчку, — нежданный подарочек, так мама его называла.

Я сглотнула моментально вставший в горле ком.

— Мне жаль, Андрей, прими мои соболезнования.

— Спасибо, — вздохнул он, и снова глянул строго, — прошу, заботьтесь о нём, он очень славный, даже когда истерит, всё равно славный.

— Я обещаю, — закивала я.

— И может, вы позволите его навещать, ну когда вам будет удобно, — снова голубые глаза смягчись.

И с Андреем произошло то же что и с Ромкой, только наоборот. Здесь было полное понимание и принятие трагедии, и щиты были выставлены прочные, потому что рассчитывать ему было не на кого, но они давали слабину, потому что, несмотря на то, что он был взрослым, он был ещё ребенком, по сути, у которого разом не стало родителей, и ему пришлось наращивать броню, не только для себя, но и для брата.

— Я обещаю тебе, что буду заботиться о твоём брате, и любить его, навещать ты его сможешь когда захочешь… — и по мере того как я это говорила, я понимала, что должна сделать, как поступить правильно.