Ты берешь за ручку и толкаешь, но дверь оказывается закрыта. Ты дергаешь ручку сильнее, но она не поддается.

— Простите, а вы как сюда попали? — раздается сонный голос охранника у тебя за спиной. — Кто вы?

Ты толкаешь дверь еще раз и еще. Охранник наконец просыпается окончательно и кричит:

— Отойдите от двери!

Он встает со стула и тянет из петли жезл электрошокера.

— Вы меня слышите, леди? Кто вы?

— Простите, я с двенадцатого, хотела выйти покурить, — говоришь ты и достаешь из кармана куртки пачку сигарет и идентификационную карту Каролин Леер. — Меня зовут Каролин! Простите, что я вас напугала, но я так нервничаю, мне завтра предстоит серьезная операция, никак не могу успокоиться. Я на пару минут, на парковку.

Охранник берет у тебя карточку и долго смотрит на нее, фотография на ней маленькая, а он плохо видит, очки не носит, они больших денег стоят и жаловаться не пойдет, тогда его заменят на кого помоложе. Все это откуда берется в твоей голове, а перед глазами мельтешат темные пятна. Главное не потерять сознание именно сейчас, когда на лице охранника появилось мятое, сочувствующее выражение. Он убирает электрошокер и достает связку ключей.

— Не то чтобы вам запрещено выходить, — говорит он понимающе. — Это больница, а не тюрьма, только патрулю не попадитесь.

Он вставляет магнитный ключ и дверь открывается.

Ты спускаешься вниз и через парковку выходишь на улицу. Холодный воздух моментально хватает за пальцы. Застегнув куртку на молнию и надев капюшон, ты прячешь руки в карманы. Главное избегать камер и патруля. Ты пытаешься вспомнить карту этой части города и понимаешь, что Ольга живет очень далеко, а машины у тебя нет, придется идти пешком. От центральной больницы по улице Колонистов до перекрестка с Вокзальной, дальше по Радиальной до центра, с Гейт-стрит можно свернуть на Золотой бульвар, и зайти в “Даймонд”, тот самый клуб, где вы с Ольгой когда-то познакомились. Ты не помнишь какой сегодня день недели, но там почти каждую ночь проводятся бои, а насколько ты помнишь, последний раз ее костяшки были сбиты, значит Ольга не бросила туду ходить.

Улицы пусты, холодный зеленоватый свет заливает тротуары, где-то вдалеке слышны винты дронов, ты стараешься держаться за пределами освещенной части дороги, удача, что вокруг почти нет жилых домов, большую часть занимают офисные высотки. Молчаливые, темные фасады, где нет первых этажей, а значит нет и окон, вход в такие здания обычно с подземной парковки или с крыши, куда садятся аэротакси или атмосферные флаеры. Земля в Латирии очень дорогая и люди уже давно не строят на ней малоэтажные таунхаусы, большая часть жилых кварталов вынесена за пределы Штатов. Для тех, кто может себе позволить красивый вид и зеленый газон есть Острова и Торы, для остальных — бетонные ячейки, четыре на четыре, если повезет там может быть окно. Старые кварталы, вроде того, где живет детектив Полански, предназначены для проживания сотрудников государственных служб и так же как и в школьном общежитии, квартиры там выдаются вместе с должностью. Учителя, полицейские, врачи, пожарные и спасатели, эти профессии в Латирии передаются по наследству вместо с квадратными метрами.

Мерный шаг помогает собраться с мыслями. Ты идешь быстро и впереди уже маячит ярко освещенная Гейт-стрит, где патруль перестает быть проблемой. Туда они не суются, особенно в комендантский час, который по большей степени введен для защиты людей от неведомых. Хищники охотятся по ночам. Центр принадлежит богатым, а о богатых не надо беспокоиться, у них своя охрана. В центре обычно светло, как днем и людно. Отели, бары, рестораны, казино, клубы, косметические центры и дорогие клиники, где тебе могут нарастить чешую или изменить облик на твое усмотрение. Каждый второй прохожий в толпе предлагает или микро дозу или косячок, те кто посмелее ходят на оранжевом глазу и не стесняясь, предлагают попробовать “самый чистый порошок”. Ничего особо не изменилось, думаешь ты, мир все еще принадлежит тем, кто готов платить. А осмелился бы кто-то заплатить за твою смерть? Даже кауры, при всей своей самоуверенности не решились бы на такую дерзость. Это выходит далеко за рамки иерархии чистоты и наверняка привлечет внимание суатрэ — палача Ее Величества. А никто в здравом уме не торопится встречаться с Истиной. Ваш мир стоит на уважении к традициям и символам, неведомые с их глубиной корней в несколько сотен лет, заботятся о чистоте эо. Надо рао амен суу — ты есть то, что о себе помнишь. По меркам бесконечной памяти, твоя жизнь началась совсем недавно, всего каких-то пять сотен лет, когда она милостью своей, освободила тебя… И не просто повесила в шкаф, как надоевшее платье, а отпустила жить и с тех пор твоя линия жизни не прерывалась. До этого момента.

Варлаки ратхи — личная гвардия Ее Величества переняла от королевы все самое лучшее, вы не болеете, не стареете и вашу оболочку очень сложно развоплотить. И все же кому это удалось, тому, кто не знает многовекового страха и не уважает традиции, кто плевать хотел на мифы Белого города, тот, кто мнит себя выше этого. Или как минимум, считает себя равным. Равным Изначальной сущности, одной из тех, кто построил этот мир, одной из шераа ат каддар, которые откликнулись на молитвы и вернулись, когда мир внутри Предела застыл в плену Белой Эры. Милостью Творца шераа снова запустили атмосферные станции и разогрели черные глубины Вод Сеятеля, чтобы спасти жизнь. Кто мог возомнить себя равной Ей — королеве, той, что сидела на троне Белого города почти две тысячи лет, и добровольно отринула в себе все человеческое? Ты чувствуешь озноб, чувствуешь, как шевелит онемевшими от времени щупальцами, страх. Так вот, как это — быть человеком? Печать на груди все еще жжется, в голове проносится мысль протянуть руку и взять один из маленьких ярко-оранжевых квадратиков, которые то и дело мелькают перед глазами, притупить нарастающую боль и выкорчевать страх, но усилием воли ты отбрасываешь эту мысль. Через пару недель эта оболочка кончится и без твоей помощи, а тебе нужен холодный и ясный рассудок чтобы разобраться, что происходит.

На перекрестке Гейт и Предпортовой танцует красивый, цветной фонтан, конечно же в нем не вода, а мутный ауриент, достаточно дешевый, чтобы тратить его на развлечения. На фасадах перемигивается иллюминация, вверх улетают бумажные фонарики, из открытых окон слышится музыка и смех. Ты сворачиваешь на Предпортовую, а потом в Красный переулок. Вдоль красных, глянцевых стен, подпирая основание этого мира, стоят девушки. Короткие юбки, длинные сапоги, раскрашенные лица и татуировки, татуировки, татуировки. Татуировок так много и они такие причудливые, что иногда даже цвет кожи не распознать. Много модифицированных, продолговатые зрачки и чешуя, клыки и бритые черепа. Человеку не нравится быть человеком. Это идеальная почва для кауров, которые всего за несколько десятилетий глубоко проросли в штатах своей грибницей. Их дары — удовольствие и забвение, счастье без чувства вины и искупления, слепые матери заботливо провожают до самого края, за которым ничто, лишь белый, мелкий песок пустыни Арради, чтобы никто и никогда не вспомнил, что мир замкнут в круг из которого выхода нет.

— Эй, сладенькая, погадать тебе на удачу? — кричит хриплый, прокуренный голос. — Могу показать где тут рай, обещанный Единым, за пару латти всего, не скупись!

В воздухе висит тяжелый запах арруто, дхаки и сигаретного дыма. У тебя кружится голова. Боль расходится волнами по телу. Что же все таки значит быть человеком? Как им быть, когда знаешь, что смерти нет. Ты оглядываешься вокруг, каждый здесь, не задумываясь, отдаст все человеческое за щепотку оранжевого порошка.

Ты сворачиваешь в тупик. Перед тобой дверь, тяжелая, металлическая, вся исписаны граффити и оберегами, но изначально на ней двойной слой сеорида. Вот сейчас человеческая оболочка тебе очень пригодится, люди — добыча и их всегда с удовольствие ждут за любой такой дверью. По ту сторону охранник, но ты ему не интересна, он кивает, ставит тебе печать на левое запястье и жестом показывает проходить. Внутри шумно, играет ритмичная музыка. Дым стоит, как туман в Адаре, руку протяни и ее уже не видно. Приходится ориентироваться на слух, ты проталкиваешься через толпу, туда, где судя по разгоряченным крикам идет бой. На твоем пути то и дело попадаются стеклянные витрины, где танцуют, как в замедленной съемке, одурманенные, голые куклы. Мимо проносятся официанты традиционно — хитти, тощие и лохматые генномоды. Ты с трудом добираешься до скамеек, что стоят вдоль ринга, но на них никто не сидит, все толкаются и лезут к канатам. Деньги бросают прямо под ноги бойцам, туда же летят плевки и остальные жидкости. Двое дерутся на кулаках, без защиты, только руки замотаны тряпками. Никаких судей, никаких правил. Даже твое человеческое обоняние улавливает в воздухе кровь, к которой примешиваются пары алкоголя и запах пота. Ты морщишься. Ольги ты не видишь и продолжаешь двигаться дальше, туда, где, как ты помнишь, должны быть вип-столики. Чем ближе ты подходишь, тем отчетливее слышны фильтры и прозрачнее становится воздух, дым рассеивается и ты видишь Ольгу издалека. Между вами метра два и пять ступеней лестницы. Она сидит к тебе в полоборота, за крайнем столиком в компании лысого парня в татуировках и худой блондинки. Детектив Полански не при исполнении. Она прикладывается к бокалу, смеется, наклоняется к девушке и что-то шепчет ей на ухо. Та звонко смеется, закидывая голову. Нарочито и безвкусно, но эффективно. Взгляд Ольги туманится и скользит по шее, плечам и груди. Девушка чуть подается вперед, но глаза опускает, случайным жестом откидывает белую прядь со лба.