В профессию я пришёл почти случайно, но красивую историю из детства о том, как я впервые столкнулся с артрозом, всё же хочу рассказать.

Мы приехали в гости к бабушке. Вначале она возилась на кухне, потом сходила со мной в магазин, накрыла стол, хлопотала, ухаживала за гостями, а вечером села на стульчик и со слезами на глазах стала возить какой-то медный диск по коленке, тихонечко вздыхая и охая.

– Что ты делаешь, бабуль? – проявил я скорее любопытство, чем сострадание.

– Колено лечу. Замучил проклятый артроз. Ноет нога – сил нет.

– И помогает?

– Сложно сказать, Ванечка. Диск холодный, прикладываю, и вроде легче становится. А по большому счету ничего уже не помогает. Старая я стала, всё болит, ноги ноют, чуть подольше походишь – и не уснуть от боли.

Помню, я тогда подумал, что медный диск действует, наверное, как холодный пятак на шишку на лбу. Приложишь – легче становится, да и шишка, может, не такая большая вырастет. Что такое артроз я тогда бабушку не спросил. Не очень мне это было интересно. Зато потом, почти двадцать лет спустя, это заболевание стало для меня одним из ключевых направлений изучения. Но тогда, в семь лет, я мечтал стать военным. А бабушка и правда казалась мне уже пожилой и её слова: «Ничего не помогает, старая я стала» – в те годы не вызывали у меня такого возмущения, как сейчас, когда я значительно больше знаю о человеческом теле.

Я родился в небольшом городке Бузулук Оренбургской области. Мой папа был пожарным, дослужился до заместителя начальника пожарной части. Я всегда на него равнялся. Меня завораживали его идеальная выправка, военная форма, фуражка. В общем, в детстве я хотел быть военным. Школу я оканчивал в нулевых, а тогда в России военным жилось совсем не так, как в советское время. А вот мамин двоюродный брат был стоматологом, его знал весь город. Он, наверное, половине города зубы вставил – в то время у нас была мода на золотые коронки. Родители и сказали мне: «Смотри на нашего Александра Михайловича. Во-первых, он всегда в почете, в уважении, во-вторых, у него есть деньги, в-третьих, постоянно развивается, учится, двигается вперед. Плюс у него есть много знакомых и в политике, и в администрации, везде-везде. Давай иди в медицину».

Так я поступил в медицинскую академию в Оренбурге, где и учился. В группе сразу же начали говорить о выборе специализации. Парни – только хирурги. И я туда же, хотя никогда не думал ни о чём подобном, ни разу в операционную не заходил, а что такое операция, представлял только по фильмам. Это в кино хирург – герой, спасающий жизни. А в реальности это кровь, пот и тяжелый труд. Но тогда я ещё этого не знал.

Я пришёл на кафедру хирургии и нас повели на операции. На столе человек, что-то вскрывают, льётся гной… Я как посмотрел туда, отвернулся, к стеночке прислонился… Пот липкий по спине потёк, думаю: «Нет, хирургом, наверное, не буду». Но решил пересилить себя, ещё раз посмотрел… и выбежал из зала.

Потом пошли на другую операцию, где у человека удаляли лёгкое. Грудная клетка раскрыта. Я туда заглянул внутрь и думаю: «Господи, да здесь вообще…» Вышел и из этой операционной. Мой преподаватель подошёл, спросил: «Ну что?» Я говорю: «Да, просто вышел… подышать». Он отвечает: «Я так и понял. Кстати, такие студенты и становятся хорошими хирургами, ты не переживай».

Потом, после четвертого курса, я перевёлся в военный медицинский институт. Случилось это вот как. Из Самарского военного института приехал к нам полковник и начал зазывать парней: «Приезжайте, пройдёте пятый—шестой курс, потом интернатура, академия им. Кирова в Санкт-Петербурге». Я загорелся. Военные врачи всегда ценились, это опыт, знания, наука. Питерская военная медицинская академия с советских времен топовое учреждение – там писались книги, совершались настоящие открытия. И, естественно, у меня в голове тут же щелкнуло: «Вот оно: медицина, военный, форма – красота! Всё сходится».

Я приехал в Самару в Военно-медицинский институт и понял, что армия – это совсем не то, чего я ожидал. Проучившись два года, я понял: надо что-то менять в жизни. И тогда я поехал в Москву, у меня как раз в столице одногруппница поступила очно в клиническую ординатуру в сердечно-сосудистый центр им. Мясникова. Как-то мы с ней созвонились, разговорились, она и спрашивает:

– А ты что, как?

– У меня сейчас интернатура по общей врачебной практике, потом распределение на черноморский флот, я буду начальником медслужбы.

– И что дальше?

Я задумался… А действительно, что дальше-то? Я же хотел в медицину. А она снова по больному бьёт:

– Общеврачебная практика? Ты что, ещё со специальностью не определился?

В последний год Военно-медицинского института я начал посещать курс травматологии и у меня были два обязательных ночных дежурства в травмпункте. Я пришёл в травмпункт и мне понравилось. Там сразу было видно, что помог пациенту, облегчил боль, правильно сложил кости, зашил рану.

Хорошо помню своего первого пациента. Приходит мужчина лет пятидесяти, у него слёзы текут, говорит, боль невыносимая – плечо вылетело. Я набрал новокаина, вкачал ему в капсулу сустава все 20 миллилитров по методу Пирогова, начал тянуть плечо – и оно раз, и вправилось! Он просто расцвёл, слёзы тут же высохли. «Мне так хорошо, спасибо, доктор, ничего не болит», – сказал он. Тогда-то я и почувствовал себя настоящим врачом. Пришёл больной человек, я сделал манипуляцию, помог ему – и ему стало хорошо. Я своими руками помог человеку избавиться от боли прямо здесь и сейчас. Может быть, это моё?

Тогда я ответил подруге:

– Наверное, я хочу быть травматологом-ортопедом, потому что в других специальностях я себя не пробовал, а травматология мне по душе, мне это нравится.

– Так найди ординатуру в Москве, приезжай, поступай, заканчивай.

После возвращения в институт я пришёл к начальнику факультета и с порога заявил:

– Я увольняюсь.

– В смысле увольняешься? Мы тебя распределили, ты нормально учишься, осталось полгода, и поедешь в войска, там будешь уже начальником, дадут квартиру, рабочую машину, зарплата будет. Ты подумай, через неделю с тобой встретимся.