Шрифт:
«Глоточек за маму…»
Габи не знала своих родителей, но теперь это было не актуально: ее отцом являлся Густав Перигор-Мишельер, а матерью – дворянка из обедневшей семьи Анаис Бри. Оба покойные, и это все о них.
– А вот и наш сюрприз! – пропела старшая дочь графа д’Алансон, яркая и не глупая брюнетка, умудрившаяся, не смотря на свой весьма юный возраст, сделаться неутешной вдовой.
«Ну, ну… - Сначала Габи взглянула на свой фужер, но он оказался пуст, и только после этого, отставив его в сторону, перевела взгляд на дверь.
– Ну, чего-то в этом роде я и ожидала, разве нет?»
Слуга ввел в гостиную отца и сына Новаков, Бернара и Горца. Оба явно и по совершенно очевидной причине чувствовали себя не в своей тарелке, робели, потели и сутулились, стараясь занимать как можно меньше места. А ведь совсем недавно эти люди были хозяевами ее жизни, тела и будущего. Люди, внушавшие ей страх и заставлявшие ее быть покорной.
– Вы знаете эту женщину? – Картинно указав рукой на Габи, спросила баронесса де Сегюр, еще одна брюнетка в преимущественно светловолосой компании Эвы Сабинии.
– Да, милостивая госпожа! – затараторил ошалевший от страха глава семьи. – Это девчонка, которую я взял в дом из милости и дал ей свое имя. Она поступила на службу к тану клана Мишильер.
– А ты? – повернулась баронесса к не менее дезориентированному, чем его отец, Горцу. – Что скажешь ты?
– То и скажу! – ответил туповатый увалень.
– Скажи уже наконец! – предложила одна из фрейлин, на этот раз золотистая блондинка с голубыми глазами.
– Скажу…
– Скажешь, что? – уточнила Олимпия д’Алансон.
– Это она, - промычал Горц.
– Кто? – нахмурилась принцесса.
– Дурочка наша…
– Дурочка?
– Ну, дак, глупая она, - объяснился Горц. – Молчит и все время в землю смотрит.
Вот что всегда поражало Габи в этих людях, они жили в плену вздорных иллюзий и собственных заблуждений, даже не пытаясь вырваться из тьмы невежества.
«Тупые ублюдки!»
Так и есть - тупые. Она же сидит перед ними, одетая в шикарное платье, с нерядовыми драгоценностями на шее, в ушах и на руках, смотрит с холодным интересом и пьет шампанское, - Габи как раз взяла второй фужер, - а они видят только то, что хотят видеть, что привыкли видеть, что сохранилось в их паршивой мужицкой памяти.
– Что скажете, Габриэлла? – впилась в нее хищным взглядом желтых, - на самом деле, светло-карих, - глаз Эва Сабиния.
– О чем? – равнодушно ответила вопросом на вопрос Габи и сделала еще один глоток шампанского.
– Эти люди утверждают, что вы не можете быть Э’Мишильер, потому что вы Габи Новак!
– Все может быть, - пожала плечами Габи. – А кстати, что будем делать с мнением шевалье Пеккёра? Он признал меня родной сестрой Тристана Мишильера… Да и мой брат утверждает ровно то же.
– Ошибки случаются… - пожала плечами принцесса.
– Кто эти мужланы? – спросила тогда Габи, перейдя на высокую латынь. – Кто они, и кто мой брат? Чье мнение перевесит на весах правды?
– Это латынь? – удивилась принцесса. – Не знала, что вы говорите на этом языке.
– Мне перейти на греческий или готский? – поинтересовалась Габи.
– А сможете?
– Боги свидетели! – чуть повысила накал Габи, одновременно переходя на высокий франк. – Что это за фарс? Какие-то смерды несут околесицу, и вы все их слушаете?! Подумайте головой, дамы! Зачем бы мне было притворяться сестрой тана? И зачем бы это понадобилось ему?
– Кажется, мы заигрались в шарады! – Отступила принцесса. – Извините, Габриэлла, шутка получилась так себе.
– Уведите этих людей! – приказала она слугам.
– Да, полноте, ваше высочество! – снова продемонстрировала свою странную улыбку Габи. – Ничего не случилось. И кстати, я знаю, о ком они говорили. Мы с Габи Новак действительно немного похожи. Рост, цвет волос… Что-то еще? Брат, кажется, хотел сделать из нее камеристку… для меня. Но ничего не вышло. Сейчас, если мне не изменяет память, она переехала в наше имение в Нормандии. Девушка никудышная камеристка, но оказалась хорошей садовницей. Дар земли третьего ранга, как ни странно. Брат решил, что там она будет полезней. А здесь… Ну, разве что живым манекеном, поскольку у нас рост и комплекция почти совпадают. Но платья я люблю мерить сама.
– Вот даже как… - кивнула Эва Сабиния. – Что ж, это многое объясняет…
– Но вы, милочка, тоже хороши! – улыбнулась она через мгновение. – Вам удалось убедить едва ли не всех, что вы не та, за кого себя выдаете. Сила силой, но вряд ли ваш отец не озаботился вашим образованием!
– Он озаботился, - подтвердила Габи. – Да так, что мне больше нравится говорить на народном франке, на нем говорили те милые люди, которые меня, собственно, и вырастили. Слуг отец нанял где-то здесь, в столице, но учителей – пусть покарают их великие боги!
– выписал из Готии и Флоренции. Представляете, какой это ужас?