– Благодарю вас, Габриэлла за хорошую идею, - улыбнулся он, преодолев внезапно охватившее его чувство неловкости. – Я как-нибудь попробую воплотить вашу идею в жизнь, но до тех пор придется мне исполнять капризы любимой женщины.

Но, если он думал, что «стряхнул рысь с загривка», то сильно ошибался. Не на такую напал.

– Значит, вы ее действительно любите? – вопросительно подняла бровь женщина.

– У вас есть сомнения на этот счет? – прямо спросил тогда он.

– Право, не знаю, что вам на это ответить, - тень улыбки скользнула по губам Э’Мишильер, промелькнула и исчезла. – Я девушка молодая, неискушенная. Откуда же мне знать?

Наверное, это издевательство могло бы продолжаться еще долго, но, к счастью, на помощь Зандеру пришел Тристан, заговоривший с ним об отрывке неизвестной рукописи своего великого отца. Оказывается, тан не забыл своего обещания и начал просматривать бумаги Августа Мишильера, среди которых и обнаружился заинтересовавший его отрывок. Август Перегор-Мишильер рассуждал в нем о природе Барьера, «интуитивно постигаемого любым по-настоящему сильным магом».

Слово за слово, и разговор так увлек Зандера, что он не заметил даже, как покинула их с Тристаном младшая сестра тана. Но оно и к лучшему. За последний месяц он видел ее раз, наверное, двадцать, и не менее десяти раз говорил с ней на разные темы то за столом, то вот на таких же, как этот, раутах. Он даже танцевал с ней пару раз и часто замечал ее взгляд на состязаниях, в которых участвовал, будь то фехтование или стрельба из лука. Временами его к ней в буквальном смысле тянуло, но зато в другие моменты он чувствовал себя рядом с ней не в своей тарелке, и это его невероятно раздражало. Сейчас, к слову, случился именно такой эпизод, и он был искренно рад, что Габриэлла ушла. Однако в последующие два часа он то и дело ловил себя на том, что, пусть и краем глаза, но постоянно отслеживает ее хаотичные перемещения по залам дворца.

В конце концов, все это ему надоело, и он покинул дворец герцога де Бофремона. Было без четверти двенадцать, и Зандер решил, что выждал достаточно, ну а все прочее в руках богов. Захочет принцесса Брабантская, значит приедет к нему в башню, как они и договорились. Не захочет, значит – нет, но ждать ее более он не стал. Он вообще уже сомневался, что Анаис сказала ему именно то, что сказала, или, - и это тоже возможно, - что он ее правильно понял. Однако ошибался он в другом, в себе, а не в ней. Похоже, она сказала ему именно то, что сказала, и подразумевала при этом именно то, чего следовало ожидать, услышав ее слова. Баронесса д’Антиньи появилась на пороге башни Людовика где-то ближе к часу ночи, и да, судя по событиям, последовавшим за ее приходом, она пришла отнюдь не для того, чтобы выпить с ним чашечку чая. То есть, Зандер ей, разумеется, предложил – больше из вежливости, чем по необходимости, - и легкий ужин, и кофе с коньяком, не говоря уже о вине. Но Анаис на это лишь удивленно подняла свою темную тонко выщипанную бровь:

– В самом деле, князь? – В ее голосе звучала неприкрытая ирония. – Едва зашла в дом, и сразу к столу? Полагаете, это уместно?

Далее принцесса действовала с характерным для нее, но все еще практически незнакомым Зандеру, «простодушием», переходящим в нагловатую фамильярность. Отодвинув его мановением руки со своего пути, она вошла в башню и, миновав прихожую, увлекла за собой в гостиную, занимавшую большую часть площади первого этажа. Вообще-то башня Людовика являлась давней и никому не нужной собственностью семьи Ноэн. И даже более того, владение ею было настолько обременительно финансово, что нынешний герцог всерьез задумывался над тем, чтобы снести это «средневековое убожество» и построить на освободившемся месте что-нибудь «приличное». Башня, являвшаяся некогда донжоном давным-давно разрушенного замка, была полностью заброшена еще около ста лет назад и оставалась с тех пор необитаемой, что, впрочем, не мешало фискальным органам империи взимать за нее налог на «высокую недвижимость», - к таковой франки традиционно относили дворцы, замки и приравненные к ним постройки, - и за земельный участок, на котором она стояла. А земля эта, между прочим, находилась в старом центре имперской столицы и стоила, - во всех смыслах: и в фискальном, и как товар, - весьма дорого. Поэтому, не случись вдруг нежданного наследства от княгини Трентской, башню бы наверняка уже разрушили, но вследствие возникшего семейного конфликта она по «примирительному соглашению» перешла в собственность Зандера. Он обменял ее на свою долю отцовского наследства и смог наконец съехать из дворца герцогов Ноэн и зажить самостоятельной жизнью ученого-холостяка. И сейчас, наблюдая за тем, как по-хозяйски Цикада империи осматривается в его доме, он взглянул на свою недвижимость, что называется, непредвзятым взглядом.

Когда он получил в собственность это «средневековое убожество», от древнего замка не оставалось даже руин, и в заброшенном иррегулярном парке[8] стояла лишь пятнадцатиметровая восьмиугольная башня и примыкающая к ней пристройка, возведенная где-то в середине XVIII века. Главный вход – пробитая на месте низкой и узкой крепостной дверки новая высокая и широкая дверь, - находился на высоте почти полутора метров над землей. Поэтому в том же «веке просвещения» была построена ведущая к дверям монументальная каменная лестница о десяти ступенях и пробиты узкие оконца в выступающих над землей стенах цокольного этажа, а еще через век возведена кирпичная перегородка, отделившая прихожую от гостиной, которую как раз сейчас осматривала Анаис д’Антиньи. Впрочем, это была не настоящая гостиная, - имея в виду стиль жизни франкской аристократии, - поскольку это просторное помещение площадью почти в сто двадцать метров служило Зандеру не только гостиной, но также так же столовой и приемной залой. Пол здесь был, как ни странно, паркетный, а обставлена комната была мебелью восемнадцатого века, но зато картины – все, как одна, - были писаны мастерами эпохи высокого возрождения.

Переселяясь в башню, Зандер вынужден был учинить в ней генеральную уборку и капитальный ремонт. Тогда-то и выяснилось, что витражные стрельчатые окна и паркет первого и второго этажей совсем неплохо пережили долгое безвременье, а в кладовке на третьем этаже хранится потрясающая и отнюдь не дешевая коллекция живописи: Клуэ, Дюрер, Мемлинг, не говоря уже о Брейгеле и Тициане. Как случилось, что все это богатство, - так же как припрятанное в подвале столовое серебро, серебряные же жирандоли, китайский фарфор и венецианское стекло, - были оставлены в небрежении на столь долгий срок, Зандер так и не узнал. За давностью лет никто уже не помнил всех этих странных подробностей, но находками воспользовался, так что гостиная – «Пусть уж это будет все-таки гостиная», решил он, - выглядела совсем неплохо.

– А у вас тут миленько! – констатировала баронесса д’Антиньи, рассмотрев отреставрированную и наново перетянутую мебель, картины и прочее все. – Спальня, полагаю, выглядит не хуже?

Ну что сказать, спальня у Зандера была под стать гостиной, - витражные окна, наборный паркет и нерядовая живопись, - но она имела один, однако весьма существенный недостаток, о котором, к стыду своему, князь вспомнил только сейчас. Кровать, вот в чем заключалась проблема. По нынешним стандартам она едва тянула на звание полуторной, а ведь принцесса Брабантская, наверное, не из одного только любопытства направилась к лестнице на второй этаж. И, разумеется, сделала она это, не испросив разрешения у хозяина дома и не дожидаясь его приглашения.

Деревянная лестница на верхние этажи шла вдоль стены справа, а под ней находилась дверь в пристройку, где размещались кухня и жили слуги. К слову сказать, «легкий ужин» был уже собран и сервирован, и действительно ждал своего часа на двух серебряных подносах, поставленных на край кухонного стола, так чтобы Зандер смог обойтись без помощи слуг. Зайти на кухню, взять, что надо, и угостить гостью. Однако сейчас было уже понятно, что холодные закуски, сладости и великолепное вино из Шампани, если и потребуются нечаянным любовникам, то не сейчас, а несколько позже, когда они утолят первую страсть. Если, разумеется, вид кровати не заставит принцессу Брабантскую покинуть в негодовании столь негостеприимный дом.