Танец закончился, и его Незнакомка направилась в дамскую комнату. Он устремился следом и остановился неподалеку от двери, не зная, зачем это делает и что скажет при встрече. Ожидание затянулось. Наконец она выпорхнула из комнаты и поспешила в залу – и тогда он преградил ей путь.

– Скажите, это вы? – произнес первое, что пришло в голову, и тут же понял, какой глупый задал вопрос.

– Конечно, – со скрытой насмешкой ответила она, – я – это я. Можете не сомневаться.

– Простите, я не это хотел сказать. Но как, каким образом вы здесь оказались?

– Приехала в карете, как все, – рассмеялась она. – Но кто вы? Я вас знаю? Ваш голос мне смутно знаком.

– Мы с вами встречались на вернисаже, я уступил вам альбом Ци Байши, – напомнил он.

– На каком вернисаже? Кто такой Ци Байши? – Удивленно переспросила она. – Не понимаю, о чем вы. Кажется, вы меня интригуете.

– Но я абсолютно уверен, что это были именно вы, – с нажимом продолжил он. – Вас невозможно спутать ни с кем, потому что вы единственная. Вы – Прекрасная цикада. Не зря же вы надели этот маскарадный костюм.

– Действительно, не зря, – лукаво улыбнулась она. – В Древней Греции поющие цикады были помощницами Муз, вдохновляли певцов и поэтов. Ах, теперь я вас узнала! Вы литератор, который читал свою пиесу в салоне графини Аглаиды Голицыной. Я там тоже присутствовала.

Она умолкла и озадаченно смотрела на него сквозь прорези в маске. В этот самый момент к ней резво подскочил расфранченный кавалер в черном фраке и белоснежной манишке и с лета пригласил на танец. Она подала ему руку, и они мгновенно влились в блистающую многоцветную толпу танцоров. Проклиная собственную неуклюжесть, Александр решил попытаться еще раз объясниться с Незнакомкой, однако, сколько ни всматривался в кружащиеся пары в надежде ее отыскать – все было безрезультатно. Его греза, его Незнакомка, его Прекрасная цикада исчезла, словно растворилась в воздухе.

Наконец он понял тщетность своих усилий отыскать ее и, опечаленный, покинул бальную залу. Захотелось освежиться, глотнуть прохладного ночного воздуха, и он вышел в сад. Туманный флер укутал кроны деревьев. Вдоль посыпанных песком дорожек текли туманные реки, которые, клубясь и извиваясь, повисали на ветках кустов и оборачивались причудливыми фантастическими фигурами, висевшими в воздухе. Александр уселся на скамью, откинулся на спинку и расслабился. Только сейчас он внезапно почувствовал, насколько устал. Сидел и бездумно вглядывался в туман, который все явственнее напоминал какую-то живую и мыслящую субстанцию, имеющую собственную волю.

Проснулся он на садовой скамье и долго не мог сообразить, как здесь очутился. Вокруг возвышались трехсотлетние деревья, на их мощных, распростертых над землей ветвях повисла бахрома тумана. Тело занемело от долгого сидения, он с трудом распрямился, осмотрелся вокруг и только тогда сообразил, что находится в парке Аничкова дворца, дорожки которого исходил вдоль и поперек, когда посещал Дворец пионеров. Да и позднее не раз прогуливался здесь с девушками, пребывая в самом романтическом расположении духа. Однако в последние годы ни во дворце, ни в дворцовом парке бывать не приходилось.

В данный момент он не имел ни малейшего представления, как здесь очутился, хотя отчетливо помнил сон про бал-маскарад в Аничковом дворце и мельчайшие детали встречи с Маргаритой, одетой в костюм цикады. Вот только молодая женщина из его сна, которую он преследовал на балу и ввел в недоумение рассказом о неизвестном ей вернисаже, вроде бы была Маргарита и все-таки не совсем она. «Да что я, ей-богу! Сон есть сон – чего от него можно ждать?..» – воскликнул он, поднимаясь на ноги, и зашагал к выходу из сада.

Ворота оказались заперты, и пришлось вспомнить детство. Он пересек парк и вышел к Екатерининскому скверу. У ограды – высокого частокола из копий, перелазить через который было смертельно опасно, – рос мощный дуб, на который он вскарабкался на удивление ловко, прошел по узловатой ветке над остриями копий, повис на руках и мягко приземлился на газон сквера. Выпрямился и с удовлетворением отметил, что электрические фонари вокруг сквера вполне себе современные, хотя туман все же делает их свет каким-то нереальным. Со своего высокого постамента на него с укоризной взирала Екатерина Великая. «Да ладно тебе, – непринужденно обратился он к царице и подмигнул, – в молодости сама была резвушкой!» – но тут же усмехнулся и покачал головой. «Что, приятель, теперь уже с памятником общаешься? – ехидно поинтересовался внутренний голос. – Однако приехал. Домой, скорей домой».

По дороге он пытался рационально объяснить себе, каким образом попал в парк Аничкова дворца, но – не складывалось. Если бал-маскарад и все дальнейшее было сном, а это без сомнения был сон, тогда как его угораздило попасть ночью в дворцовый парк и уснуть там на скамейке?.. При этом он отчетливо помнил, как покинул Ротонду и направился в сторону Невского проспекта. Но последовавшие затем события не имели никакой разумной трактовки, кроме разве сомнамбулического состояния, в котором он и забрел в сад Аничкова дворца. Вот только склонности к сомнамбулизму он прежде за собой не замечал. Однако существует еще вариант, сказал он себе и саркастически усмехнулся абсурдности собственных мыслей: возможно, когда я исподтишка наблюдал за оккультным обрядом в Ротонде, то невольно нарушил законы пространственно-временного континуума – и меня случайно забросило в прошлое. Хотя, пожалуй, подобное истолкование происшедшего – прямо скажем, на редкость правдоподобное – чересчур даже для человека с писательской фантазией.