"Тоже верно, - подумал Линьков, - это ж прямо на рожон лезть... И все бы заметили, что он зачем-то обратно идет в институт... Нет, он, наверное, вообще не выходил!"

– А вы это и чему спрашиваете, извиняюсь, конечно?
– вдруг забеспокоился дед.
– Ай подозрение имеете на Бориса Николаевича? Зря это, ой, зря, поверьте моему слову!

Он с такой горькой укоризной поглядел на Линькова, что тот сдался.

– Подозрения не подозрения, - сказал он, доверительно склонившись к деду, - а вот говорят, будто видели Стружкова в тот вечер в институте... около одиннадцати.

– Около одиннадцати?
– удивился дед.
– Да кто ж его мог видеть? Чернышев разве? Он один и был там... окромя покойника... Чернышев, верно, вышел в одиннадцать... А позже Чернышева уж никто не выходил, это я точно знаю, как хотите! Ежели только ночевать он там остался, но выходить не выходил!

"Может, и вправду ночевать остался?
– раздумывал Линьков, - Да нет, что я!

Ведь ему же при мне звонили утром домой, вызывали в институт..."

Он поблагодарил деда, заверил его, что все выяснится, и побрел через двор в здание института. Предстоял неприятный, но неизбежный разговор с институтским начальством. Точнее говоря, с заместителем директора института по научной части доктором физико-математичесних наук Шелестом... Директору института академику Грабовскому такие разговоры вообще были противопоказаны по состоянию здоровья, а к тому же Грабовский 22 мая улетел на симпозиум в Москву.

Линьков вошел в просторный кабинет Шелеста, солидный и сумрачный, как большинство помещений в этом старом, добротном здании, построенном лет шестьдесят назад, и уселся у стола, положив перед собой рыжую папку. Шелест угрюмо-насмешливо покосился на эту папку и спросил, как продвигаются дела.

– Да вот...
– старательно протирая очки, сказал Линьков, - некоторые новые факты имеются - Они, пожалуй, меняют суть дела.

– Что ж, - сказал Шелест, неопределенно хмыкнув, - я вас слушаю.

Линьков начал рассказывать. Шелест слушал, насупившись, почти совсем упрятав глаза под нависшими густыми бровями.

– Что же, однако, из этого следует?
– осведомился он, когда Линьков изложил суть показаний Чернышева.
– Ну, был кто-то в лаборатории, ждал Левицкого...

– И заперся изнутри?
– вежливо подсказал Линьков.

– Не обязательно заперся...
– подумав, объяснил Шелест.
– Мог, знаете ли, войти и по нечаянности захлопнуть дверь...

– Как же он мог войти, - терпеливо спросил Линьков, - если минут за пять - десять до этого дверь была заперта?

Шелест гулко откашлялся.

– Заперта, говорите?
– пробормотал он и поморщился, будто вспомнил что-то неприятное.
– Ну, допустим... И что же все-таки?

– Да вот оказывается, что около одиннадцати из лаборатории вышел Стружков, - с большой неохотой сказал Линьков.

– Стружков?
– недоверчиво переспросил Шелест.
– Каким же это образом?

– Чернышев его отчетливо видел.

– Опять Чернышев? Какой прыткий оказался, никогда бы я не подумал!
– с неодобрительным удивлением сказал Шелест, - Ну, Чернышев и обознаться мог...

– Берестова тоже видела...

– Берестова?!
– Шелест даже приподнялся слегка.- Ну-ну...

Он молча выслушал Линькова до конца. Потом покачал головой, повторил:

"Ну-ну", - нажал кнопку звонка и велел секретарше срочно вызвать Стружкова.

– Около одиннадцати, говорите?
– после паузы спросил Шелест.- То есть Левицкий был уже... ну, умирал... А Стружков, значит... Нет, уж как хотите, а этого не может быть!

Линьков молча пожал плечами.

– А вы-то сами что об этом думаете? Об этих фактах?

– Видите ли...
– неохотно начал Линьков.
– Факты говорят не в пользу Стружкова. Он видел Левицкого в таком состоянии... и не попробовал помочь, не поднял тревогу... сбежал... А главное, уж очень он ловко разыгрывал комедию все эти дни!
– Линьков не смог скрыть злости и обиды.

– Меня это очень удивляет...
– медленно сказал Шелест, - Очень! Я ведь Стружкова не первый год знаю. Но дело даже не в этом... Вы можете объяснить, зачем и почему он это делал? То есть: что именно он скрывал? Ведь не убил же он Левицкого? Или вы уж думаете, что он и убил?

– Не думаю...
– Линьков не глядел на Шелеста.
– Но тут вообще слишком много неясного. Может быть, после разговора со Стружковым мы...

Тут появилась секретарша. Вид у нее был несколько расстроенный. Шелест посмотрел на нее и нахмурился.

– Ну? Где Стружков? И вообще - что случилось?

– Стружкова нет в институте. Лаборатория заперта.

– Домой звонили?

– Да. Соседка говорит, что не видела его ни утром, ни вечером. Если он и ночевал дома, то пришел поздно, а ушел очень рано.