— Может, ты сама желаешь азвлечься, госпожа? Подставишь свою учку? — вкрадчиво предлагает Гьёрн.

— Я? Ты спятил? Меня не надо проверять. Я чиста, как слеза чистокровного младенца.

— Это не твоей чистоты поверка, а баслета. Очевидно же. По его ответу мы поймем, аботает он или уже сдох. Взгляни, он едва гоит.

— Нет, — сердито отрезает Гретта. — Еще чего! Проверять пригодность твоего браслета мне не интересно. Вот когда зарядишь, тогда другое дело! Будем вместе служанок проверять, повеселимся на славу… Я пойду, отец. Увидимся на обеде!

— Нет. Ты останешься. И пройдешь проверку. Прямо сейчас. При всех, — заявляет Фрёд. Я впервые слышу стальную непреклонность, обращенную к дочери. Он подходит к девушке, берет ее за руку и тянет к старику. — В противном случае люди неверно истолкуют твой отказ. Недопустимо, чтобы поползли слухи. Особенно, сейчас. Когда на кону стоит так много.

Гретта понимает, что речь идет о сире Крёзе и ее замужестве. И все же что-то ее удерживает. То ли гордость. То ли смущение от вторжения в личную жизнь, как меня несколько минут назад. Поэтому она медлит, сопротивляется решению отца.

Наконец, отчим не выдерживает. Хватает запястье дочери и сам засовывает его в браслет. Гьёрн смыкает два полукруга и… Голубой огонечек окончательно гаснет.

Сестра с облегчением вздыхает. Как только управляющий размыкает браслет, выдергивает руку из пальцев отца.

— Видишь? Сама судьба против этой проверки! Ты выше того, чтобы подозревать невиновных!

Отчим кивает, но я вижу сомнения в голубых глазах. Неужели он больше не доверяет дочери?

Как бы то ни было, инцидент исчерпан. Моя невинность доказана, и я с облегчением покидаю кабинет отчима вместе с остальными.

Утро опять начинается с потрясений.

Гретта заказала себе платье по последнему писку моды. По крайней, мере, в этом уверила ее швея: «Эффектное и актуальное! Глаз не оторвать!»

Меня на примерке не было. Поэтому сейчас рассматриваю одеяние сестры и изо всех сил пытаюсь скрыть свое разочарование.

Розовые воланы и рюшечки с золотыми блестками визуально увеличивуют и без того пухлую фигурку. Но даже, если бы сестра была тоньше эльфийки, это платье — все равно сущая безвкусица! И самое печальное, званый обед запланирован на сегодня, перешивать платье некогда. И новое не закажешь…

— Ну как? Красота, да? — сияет она, рассматривая себя в высоком зеркале.

Где красота? Где?! Такое чувство, что мы смотрим на разных людей! Мягко замечаю:

— Думаю, швее не совсем удался изначальный замысел. Давай-ка пройдемся по твоему гардеробу! Уверена, там найдутся более подходящие…

— И не подумаю! Мне нравится быть ярче тебя. Ты вон себе заказала какое-то скучное, неинтересное… А у меня красота, баснословных денег стоит!

Мне бы махнуть рукой, предоставить ей идти, в чем пожелает, но я искренне хочу сестре помочь. В конце концов, с трудом убеждаю ее поменять платье на более элегантное. Обещаю в утешение накрасить ее и причесать… Как будто я не сделала бы этого, облачись она в ту розовую катастрофу!

Пока накладываю освежающую маску на ее лицо, интересуюсь между прочим:

— Гретта, почему ты отказалась от проверки браслетом? Постеснялась Хродгейра?

— Этого нелюдя? Да мне плевать на него! Причина в другом… Помнишь, мы с тобой ходили ночью в кабак?

— Да, — удивленно подтверждаю. Как такое можно забыть?

— А я не помню! То есть помню, что мы там были, а что случилось после того, как бешеный Эйрик вынес меня на плече из таверны, не помню! Я давно тебя хотела спросить, но подходящей ситуации все не находила… Ты же рядом тогда была, да? Ты не бросила меня в тот вечер?

Ее большие карие глаза умоляюще вчитываются в мои. Сейчас она выглядит настолько трогательной и ранимой, что хочется обнять и покачать ее на ручках. Утешить, как маленькую. Беру ее за похолодевшие от волнения руки, заверяю:

— Ничего у вас не было. Ты, умничка моя, огрела Эйрика по голове. Тот потерял сознание и вскоре после этого мы уехали домой.

— Слава Великому! Я надеялась, что ты именно это и скажешь! Но… Ты уверена, что я его не убила? Ну, безумного льва… Эйрика.

Закрываю на миг глаза. Фокусируюсь. Вспоминаю тот вечер. Бронзовые волосы в траве и… стон! Он явно стонал. Значит, был жив. Я киваю:

— Уверена. Он был жив.

— Хорошо, — щеки Гретты наливаются краской. — Я бы не хотела убивать такого мужчину. Признаться, я даже не уверена… Ладно! — она натуженно улыбается, — К чему это я на пороге удачного замужества вспоминаю невесть что!

Больше мы к этой теме не возвращаемся. По уверениям Гретты, наведение красоты требует полного расслабления. Хотя на мой взгляд, она боится откровенничать. Не со мной даже, а с собой, в первую очередь.

Когда наступает мой черед спуститься в блюдо омовения, — круглый, глубокий металлический сосуд, захожу за ширму, скидываю с себя одежду и с наслаждением погружаюсь в ароматную, слегка остывшую воду.