– Ты дело скажешь?
– взвился, не выдержав, Ваня.

– Сначала спрошу. В Слободе ребята у нас сильные есть? На все готовые?

– Махмуд с нами не ушел, - вставил Саксаул.
– Ему нельзя уйти. Крови на нем много. С моста скинули бы.

– Что за Махмуд такой?
– уточнил Семеныч. Не мог же он, в самом-то деле, все бандитские "кадры" знать.

– Мой человек. Его все боялись. Он как огонь беспощадный. Кровь любит. Пленников.

– Где он ходит?

– Куда горец от врага идет?
– философски заметил Саксаул, поглаживая смоляную с сединой бороду.
– В горы! Ловкий, как змея. Хитрый, как барс. Холодный, как кинжал. Быстрый, как пуля!..

– Хватит!
– прервал Ваня.
– Нарисовал уже. Как на него выйти?

Губернатор последнее слово уловил. Встал, оперся на стол, погрозил бровями одному ему известному врагу, губами постращал. И пошел к двери.

– Ты куда?
– ухватил его за полу пиджака Бывалый.
– Сиди.

Губернатор еще страшнее нахмурился.

– В город пойду. К народу. Обращение скажу. Мне опять поверят. Меня народ любит.

– Запереть его, что ли?

– Да пусть идет. Он же ворота не найдет, заблудится. Привык всю жизнь за холуями.

– Налей ему.

– Всю ночь ему наливать? Пусть идет.

– Дорогие горожане, - сказал Губернатор и вышел, расстегивая на ходу штаны.

Совещание, войдя в решающую фазу, продолжилось.

А когда оно закончилось, довольный Семеныч сказал: "Лады" и так ахнул ладонью в стол, что, будь сейчас на этом месте Серый, раздавил бы как муху.

А Губернатор все шел в город. Вдоль забора внутри крепости. По кругу. Все народ искал. Чтобы осчастливить своим обращением.

Но так и не нашел.

А жаль...

Горотдел. Инцидент

Позднее утро. Спокойно - час не криминальный. Ребята, не занятые в городе, бездельничают в отделе.

Мы с Волгиным в его кабинете обсуждаем очередные задачи, связанные с воспитанием у сотрудников чуткости и внимания к людям. Даже сострадания. Особенно к потерпевшим.

Дверь приоткрыта - иногда до нас доносится разговор в дежурке, на грани закипающего спора. Невольно прислушиваюсь.

Уверенный, напористый молодой голос доказывает, что настоящий мент должен быть прежде всего "крутым", потому что имеет дело с преступниками.

– Нас, Михалыч, бояться должны, одного взгляда. Идешь по городу расступаются. Пальчиком поманил - на четырех лапах летят...

Образно, но не очень ясно. Как это можно на лапах летать? Если только с лестницы.

Пожилой голос, с чуть заметной усмешкой излагает свою концепцию: настоящий мент должен быть прежде всего с сердцем. А уж оно подскажет - к кому с добротой, к кому с силой.

– Для нас, Петя, люди на три группы делятся: на преступников, на потерпевших и на свидетелей. И к каждому свой подход нужен. Иной свидетель на твой пальчик в другую сторону побежит. Да и преступника иногда добром можно взять...

Извечный спор: либо добро с кулаками, либо кулаки добрые.

Не так все просто, ребята.

Я вышел в дежурку. Все, кто там находились, мгновенно приняли сугубо деловой вид: молодой Петя, как норная собака, азартно роется в ящике стола, с ушами туда погрузился; пожилой Михалыч шагнул к висевшей на стене карте города и, постукивая карандашом по губам, что-то там такое изображает - прямо великий полководец наносит направление стратегических и тактических ударов по противнику. А дежурный офицер поступил еще наглее: снял телефонную трубку, покачал ее в руке (не прибавила ли в весе за ночь?), осмотрел, зачем-то дунул в нее и положил на место. Поработал, стало быть.

И все трое уставились на меня. Одинаковым взглядом: усталым, озабоченным и даже чуть агрессивным. Что, мол, начальник, от дела отвлекаешь? Ты вон там - всего-то, а мы вот тут - ого-го! (Настоящий мент, значит, еще и хорошим артистом должен быть.)

Я спорить не стал. Свою полезность в общем деле доказывать не взялся. Но мстительно подумал, что за такое лицемерие жизнь их накажет. Вот прямо сейчас.

И не ошибся.

Распахнулась и хлопнула входная дверь. Охваченный паникой старшина гаркнул на все здание:

– Держись, ребята! Фролякин ползет!
– и только его и видели.

Клич был воспринят: спасайся, кто может! Заметались бравые орлы. Петя "крутой", что в ящике копался, попробовал совсем в него влезть - не очень получилось. Великий стратег Михалыч оторвался от карты и шагнул за шкаф но тоже полностью не укрылся. Оба поняли слабость своих позиций: сунулись туда-сюда и позорно покинули дежурную часть. Оставив офицера без поддержки. Тот привстал, глазами по углам побегал, но при мне не решился уйти с поста. Проявил, стало быть, героизм, настоящий мент.