Уголок губ Глории дергается в ухмылке, словно она читает мои мысли. Или что-то замышляет. Может быть и то и другое.

— Тебе что-то нужно? — спрашиваю я.

Тихий, пренебрежительный голос, раздающийся откуда-то из груди, говорит мне, что она мне нужна. Прежде чем девушка отвечает, я говорю:

— Спасибо, что согласилась работать сверхурочно. Я обязательно выплачу тебе соответствующую компенсацию.

— Все в порядке. Чем меньше времени я провожу в квартире, тем лучше. Повезло, что я так долго продержалась. Я имею в виду, с этими ужасными условиями жизни и все такое.

Пока карабкался на вершину, в результате чего у меня появился пентхаус в Нью-Йорке, я жил в некоторых сомнительных местах, но мысль о том, как Глория коротает ночи в одиночестве в полуразрушенной квартире, вызывает у меня нервный тик.

— Потолок все еще протекает? Крампус не починил его?

— Если он что-то и сделал, в чем я сомневаюсь, то сделал только хуже. — Она качает головой, словно выходя из транса. — Простите, мистер Коста. Я не хотела переходить на личности. Просто хотела спросить, не хотите ли вы, чтобы я проанализировала соотношение затрат и доходов, прежде чем добавлять маркетинговые варианты, которые Джио прислал нам по электронной почте.

Мое внимание привлекло слово «нам». Оно мне нравится. Возможно, даже слишком.

— Конечно, это было бы здорово. Спасибо.

— Я сделаю оба, чтобы вы могли сравнить. — Она слишком часто опережает меня на шаг.

— В таком случае, я пойду принесу нам обед.

— Я принесла свой. — Ее улыбка дрогнула. — Остатки.

Спускаюсь по лестнице, гадая, не остались ли они после ужина с одним из ее совпадений из «Ока Свиданий». Мне не нужно далеко ходить за обедом, потому что Томми тестирует меню. Я мог бы сесть за один из столов в столовой, но это означало бы отвлечься от Глории. Та часть меня, которая, должно быть, ненавидит себя, отказывается проводить время отдельно от нее. В основном потому, что мой степлер продолжает исчезать. Да. Вот почему.

Когда возвращаюсь, как обычно, его нет.

— Ты не видела мой степлер? — спрашиваю я.

Глория стоит у книжной полки, где мы храним каталоги поставщиков и другие деловые материалы. Сегодня на ней клюквенный свитер поверх серой с черным юбки в горошек. Она подчеркивает ее изгибы и акцентирует внимание на ее попе. Опираясь подбородком на руку и глядя на нее, я вздрагиваю, когда девушка резко поворачивается.

Глория подходит, открывает ящик моего стола и указывает на степлер.

Я беру его, а под ним оказывается крошечная резиновая рука. Она такая, какую ребенок может наклеить на карандаш, но не ластик. У нее также есть присоска с одной стороны. Зажав ее между пальцами, я спрашиваю:

— Откуда она взялась?

Только сегодня утром я нашел ее в папке, потом торчащей из моего чулка и каким-то образом в моем носке. Конечно, я положил ее в ее сумочку, в M&M’s и на ветку рождественской елки.

Она небрежно пожимает плечами и возвращается к своему столу.

— Никогда ее не видела.

Ложь! Она нашла ее, когда мы убирались в первый день, и я видел, как она положила ее в карман. Блестки и мишура еще не появились, но я вижу, в какую игру она играет. Старый офисный трюк с тухлой рыбой, спрятанной в вентиляционном отверстии над столом жертвы, гораздо более зловещий и вонючий. Затем рыба ходит туда-сюда, пока кто-нибудь не сдастся, потому что она такая мерзкая.

В следующий раз, когда Глория идет в ванную, я прячу руку под коврик для мыши ее компьютера.

И так весь день.

Когда возвращаюсь и говорю Томми, что он должен быть полегче с заказами джелато, по крайней мере, до весны — думаю, он съедает большую часть, — я нахожу крошечную руку, прикрепленную к моему мобильному телефону.

Я фыркаю от смеха. Она становится все смелее.

Когда Глория забирает почту, я приклеиваю руку на экран ее компьютера.

И так продолжается все выходные.

В воскресенье я застаю девушку за обыском ящиков, заглядыванием под стол, листанием брошюр и буклетов. Она не может найти крошечную руку. Интересно.

В середине утра, в очередной раз, она смотрит на меня. Или я смотрю на нее. Не могу определить. И то, и другое? Я думаю о запахе ее каштановых волос цвета капучино, блеске в ее глазах, звонком смехе и о том, как она заставляет меня хотеть делать что угодно, кроме как пялиться на цифры весь день. Глория Карделлини подходит для этого гораздо лучше.

— Да? — спрашиваю я, расстегивая верхнюю пуговицу на рубашке.

Глория наклоняет голову.

— У тебя задумчивое лицо.

— Я только что просмотрел прогнозируемые расходы и прибыль на основе цен на позиции меню, и все выглядит мрачно. — Я смотрю на часы. Это привычка с того времени, когда я работал в офисе. Время — деньги. Наверное, и сейчас так, но, несмотря на мой ответ на ее вопрос, я теряю контроль над работой. Не могу сказать, что точно знаю, что с этим делать, кроме того, что не могу себе этого позволить. Сохранение контроля и сосредоточенности — это ключ к возвращению в Нью-Йорк, к достижению моих целей и будущего, которое ждет меня там. Вернусь ли я в свою старую компанию или нет, я должен добраться до вершины.