— И все же, — не отлипал от меня Грегори.

— Так вот, — собралась я с духом, чтобы на этом духу выложить правду-матку, — сейчас все тоже противно и слюняво! Тебе противно на мне жениться, и ты по этому поводу пускаешь слюни, который маскируешь алкоголем!

— Мне не противно на тебе жениться! — побледнел мужчина. — Мне противно, что все это происходит подобным образом! И мне абсолютно не нравится, что вокруг тебя постоянно ошиваются какие-то мужики, которые так и норовят стать моими заместителями!

— Ты ревнуешь или завидуешь? — ядовито уточнила я на всякий случай. Вдруг я его неправильно поняла?

— Я хочу понять, — пристал ко мне, как банный лист, неугомонный Грегори, — как мы с тобой будем вместе жить!

— Выпей, — посоветовала я ему. — Тогда ничего не придется понимать. Чего ты у меня ответы ищешь? Кто из нас мужчина?

— Если ты думаешь, что мне от этого легче, — пробормотал в ответ жених, — то стильно преувеличиваешь. Теоретически, я всегда должен знать, как правильно поступать и удерживать тебя от глупых поступков. — Он помолчал и признался: — А практически, я просто не успеваю тебя от них удержать и потом расхлебываю последствия. И это страшно…

— Ну ты даешь! — обиделась я и допила все, что было в бутылке.

— … Страшно, что не успею и потеряю тебя навсегда. — Это последнее, что я услышала. А потом наступил густой туман, сменившийся беспросветной тьмой.

Помню, что надо мной долго переругивались и призывали к тишине, чтобы дать ребенку, заразе, ведьме, вредине, красавице поспать перед ответственным днем. Откуда нас столько много появилось и как мы все умещались на одной кровати, для меня так и осталось загадкой. Еще смутно помню, что что-то с грохотом долго и нудно падало, но судя по звуку, в разных местах и различного веса. Я тихо радовалась, что не на меня и спала дальше.

— Счастливый ты муда… мужик, Грегори, — проорали где-то вдали, — если у тебя есть Зоя! — И потом все стихло и наступило блаженное забытье, где меня носило на волнах и крутило вертолетом.

— Зоечка, — настойчиво будила меня мама, меняя на лбу мокрую холодную тряпку, — пора вставать. Сегодня день твоей свадьбы…

— Лучше так меня пристрели, — простонала я, не в силах пошевелиться.

Рядом раздался такой же мученический стон.

— Грегори, — вопили где-то неподалеку, — вставай немедленно! Это должно свершиться уже сегодня!

— Согласен с Зоей, — промычал жених откуда-то справа, — смерть милосерднее.

— Что будем делать? — деловито спросила Сиротина. А у меня даже сил не было поинтересоваться, что она делает в моей кровати. Ну ладно, рядом с кроватью. Пусть даже и не моей. Сил проверять просто не было. — Может, все же стоит перенести мероприятие?

— Нет! — рявкнул папа. — Ваш сын провел ночь с моей дочерью и фиг отвертится от узаконивания таких отношений!

— Как ты себе это представляешь, Вилард? — полюбопытствовал второй мужской голос. Я предположила, что это папа Грегори. Вряд ли в мою… ладно, в спальню… пустили постороннего мужика. — Тут лежат два тела, и мы никак не сможем привести их в нормальное состояние, чтобы они хотя бы встали. Я уж не говорю, чтобы дошли!

— Не знаю, — озадачился папа, но не отступил: — Он, как мужчина, должен взять на себя все обязательства!

— Я стакан воды взять не могу, — простонал жених. — А вы о таком ответственном грузе!

— У нас два варианта! — помолчав сказала мама и снова сменила мое полотенце на лбу. — Или мы оставляем их в покое, пока они не придут в себя настолько, чтобы сочетаться узами брака… — судя по молчанию, никто с этим согласен не был, поскольку подозревали, что мы никогда в себя настолько не придем. — … Или мы их поженим прямо сейчас, даже в таком виде!

Глаза у меня от такого предложения открылись широко-широко, но на это ушли все силы. Слова протеста свалили за опохмелкой и пропали вдали навсегда.

— Это, конечно, не принято, — протянула Сиротина, — но, как я погляжу, у меня вообще невестка нестандартная. Так что давайте женить их сейчас, пока их еще можно поймать!

— Если у меня все же будут дети, — простонал рядом Грегори, — то я никогда не расскажу им, как я женился на их матери! Мне будет стыдно!

— Тогда у тебя не будет детей, — с трудом повернула я голову, морщась от боли, — и тебе не придется позориться! И, вообще: я не хочу замуж!

— Придется, — так же страдальчески поморщился слегка зеленоватый жених. — Ты только подумай — они сейчас нас поженят и уйдут, оставив в покое. И мы сможем мирно умереть от похмелья.

Это предложение имело право на существование, и я заткнулась, покорившись неизбежному.

Родители развили бурную деятельность. Меня прикрыли белой простынкой. Грегори темно-синей. Мне на голову возложили венок из белых роз, и я стала ждать отпевания… пардон, бракосочетания. Жених удостоился бархатного берета, и чего он там ждал — было непонятно, но убегать не спешил. То ли сил не было, то ли смирился, бедолага.