Шрифт:
Часы на ратуше мелодично звякнули, предупреждая о приближении двенадцати часов пополудни. Следом за перезвоном раздался гулкий бой — первый удар, второй, третий...
Я принялся проталкиваться вперед, чтобы оказаться в передних рядах в момент главного действия. Мужики недовольно шикали на меня, нарочно выставляли локти и матерно обсуждали, что у меня и где зудит.
Ага, это у меня зудит. Вот только я пришел посмотреть, как кошек освободят. В то время как вы собрались здесь попускать слюни при виде обнаженных попок, по которым плетью прохаживаются!
Ну да хрен с ними со всеми, не объясняться же с придурками?
Гай направился к клетке, неспешно забряцал ключами, поглядывая на часы — он всегда был дотошно исполнительным в мелочах.
Прогудел последний удар. Его звук медленно таял над площадью, когда Гай решительно распахнул дверцу клетки и схватил беленькую кошку, оказавшуюся ближе всех к выходу, под локоть.
И вдруг с криком одернул руку. Его черная перчатка дымилась. Гай отшатнулся — и в следующее мгновение мощная невидимая сила отшвырнула его в сторону от клетки метров на двадцать, прямо в гущу людей. Те вежливо расступились перед летящим палачом, и тот грохнулся о мостовую прямо рядом со мной. Стражников тоже разбросало вокруг. В кошачьей темнице полыхнул и тут же погас яркий желтый свет. Толпа ахнула.
А в клетке уже было пусто.
Сдержал свое слово Нергал!
Я широко улыбнулся. Ну что ж, вот и хорошо...
— Ты как? — спросил я Гая, помогая ему встать.
Вместо ответа тот поспешно сорвал с руки обожженную перчатку, и я увидел здоровенное розовое пятно ожога у него на ладони.
— Я... не знаю, — только и смог проговорить мой приятель.
И тут толпа ахнула.
Мы оба устремили взгляд на клетку, и увидели, как на деревянный пол шлепнулось что-то красное, похожее на кусок сырого мяса. Потом еще и еще. Мелкий кровавый гуляш сыпался из ниоткуда на пол. А когда под потолком клетки материализовалась волосатая мужская нога и с глухим стуком упала прямо поверх мясной кучки, люди вокруг с криком бросились в стороны. Стражники, напротив, рванулись к клетке. В воздухе вспыхнуло странное начертание, состоящее из множества элементов, и бедолаг снова отшвырнуло прочь — еще дальше, чем перед этим.
Между тем шоу продолжалось. Следом за одной ногой плюхнулась другая. Потом прилетел моток кишечника с двумя руками, а поверх всего добра шлепнулась и покатилась в сторону отрубленная голова без кожи. Прямо ко лбу с помощью ножа была прикреплена перепачканная кровью бумажка с большущей цифрой один.
И теперь уже с площади рванули все.
— Твою мать... — пробормотал я.
— Воистину жив бог справедливости, — пробормотал Гай будто в каком-то трансе, впившись остекленевшим взглядом в опустевшую темницу. — Звероморфы были невинны... Ты видишь, Даниил? Они были невинны!
Тут одна из отрубленных рук приподнялась над кучей и игриво помахала мне, перебирая пальчиками. Вторая тоже зашевелилась, прихватила за волосы ошкуренную голову и, как гусеница, подползла поближе к куче...
У Гая открылся рот. Для палача он явно как-то очень уж близко к сердцу принимал происходящее.
Правда, до сих пор он видел только как падают отрубленные от целого тела части, а вот как части собираются в целое — нет.
Он же не бывал в святилище того, чье имя я поклялся не вспоминать.
Но, должен сказать, шоу «Занимательная препарация» от Нергала меня тоже здорово взбодрило.
Добравшаяся до кучи рука наконец остановилась и приподняла на ладони черепушку с посланием. А первая, только что пикантно помахивавшая мне, указательным пальцем ткнула в бумажку, потом сжалась в кулак, оттопырив большой палец — мол, все круто, дело сделано.
И весь этот суповой набор развалился и безжизненно плюхнулся на пол. Голова расчлененного покойника снова покатилась по клетке...
Чудовищно.
Просто чудовищно!
И самым чудовищным было то, что выглядело оно реально смешно. Крипово — но ржачно.
То есть мне с кучи нашинкованного трупа махали отрубленные руки, а я содрогался не от страха или отвращения, а от сдерживаемого смеха, потому что черный юмор — это весело.
Да-а, как бы такими темпами по тебе не заплакала психушка, Даня.
Особенно если вспомнить, какое развлечение ты себе на ночь придумал.
— Первый... Я — первый?.. — растерянно проговорил Гай, все еще не сводя глаз с кучи и принимая послание на свой счет.
Нет, друг мой. К счастью для тебя, первый — это вовсе не ты, а измельченный приятель с волосатыми ногами.
Но, само собой, объяснять Гаю что к чему я не стал. И вместо этого с опозданием ринулся с площади вслед за остальными, чтобы не привлекать чрезмерное внимание к своим непомерно стальным яйцам в такой неоднозначной ситуации. И к своей детской и неуместной смешливости. Слишком много глаз присматривают за мной изо всех щелей, так что палиться ни в коем случае нельзя.
Ну Нергал, ну юморист хренов!