А у детей из младших групп была немного другая ситуация, точнее я была исключением из правил.

С младшими подгруппами просто не заключали контракты с проживанием. Но меня это уже не волновало, поскольку спустя два года в Академии, меня наконец-то перевели в среднее звено. Как и Татьяна, я теперь могла сопровождать ребят на летних сборах, а если повезёт, и Ирина Владимировна даст добро, то и на тренировочную базу сборной попаду – это, как вы понимаете, моя самая огромная мечта.

– Вообще, – мама громко и показательно зевнула. – У меня ещё ничего не готово. Как ты понимаешь, в этом году я всё пустила на самотёк, да и за покупками собиралась только вечером.

– Так мы вам поможем! – закричала Татьяна от радости, чуть не рухнув с кровати.

– Привет, Танюша! – уже более бодрым голосом сказала мама. – Ты давно меня на громкую поставила, Лин?

– С самого начала, просто Танька молчала. Ну так что? Сможешь забрать нас пораньше?

Мы затаили дыхание в ожидание ответа, уже предчувствуя сколько вкусностей сможем набрать в свои корзинки. Мама, выждав театральную паузу, наконец-то ответила:

– Сегодня. В пять тридцать у ворот объединения. Ждать не буду, опоздаете – знаете, что будет. Спокойной ночи, курицы.

Последние слова моей матери мы уже не слышали. Телефон упал на кровать, новогодняя музыка из радиоприёмника, который успела включить Татьяна, завопила в два раза громче, а мы, представляя себя на съёмочной площадке новогоднего клипа, начали прыгать по кроватям и разрывать глотки, пытаясь «попасть» в ноты.

Наше веселье, которое постепенно начало перерастать в битву подушками, было прервано внезапным стуком в дверь.

Мы настолько хорошо знали всех наших друзей, что даже по стуку в дверь могли определить кто именно, стоит на пороге. Однако этот стук сразу нас насторожил, потому что обычно этот человек очень редко заходил в нашу девчачью обитель.

Татьяна слезла с кровати и помчалась к шкафу, ища в нём толстовку, которую утащила у Разнова, и крикнула:

– Иди открывай! Работаем по плану «2Б»!

План «2Б» – это план «Большой Беспредел». Обычно он начинал работать в самых крайних случаях, когда Татьяна не знала, что именно её ждёт и никак не могла предугадать исход событий.

Я же, запутавшись в одеяле и оказавшись на полу, пыталась быстрее выбраться из своей мягкой ловушки.

Из-за двери послышались достаточно громкие крики:

– Лия, мать твою! Я говорил, что не хочу сюда приходить. Мало того, что с утра, так ещё и перед самым отъездом.

– Во-первых, не только мою мать, но и твою – а значит мать нашу. Но это не главное. А во-вторых, девчонки – мои подруги, и меня мало волнует, что ты там хочешь, а что нет, Кирюша.

После этих слов я уже представила скривлённую рожу Трубецкого и рассмеялась во весь голос.

– Вот видишь, – сказала Лия, – Они там. Как я и говорила. Можно войти, девчонки?

– Заходите! – крикнула я, с другой стороны.

Дверь отворилась и на пороге оказалась бодрая и цветущая Лилиана (даже нам иногда непривычно было называть её полным именем. Обычно только Ксения Александровна обращалась к ней так, но иногда, чтобы позлить нашу белокурую разноглазую красавицу, мы могли припомнить её полное имя – оно ей категорически не нравилось), а также угрюмый и сонный Кирилл.

Перед ними открылась не самая красивая картина – я, лежащая на полу и пытающаяся выбраться из оков одеяла, и Татьяна, которая наконец-то вылезла из шкафа и озадаченно смотрела на меня.

– Так вот почему ты не открыла, – пробубнила Сова, помогая мне выбраться из западни. – Я уже хотела выписать тебе подзатыльник.

– Ты была слишком занята! – рявкнула я.

– И чем же? – поинтересовалась Лия.

Она была одета совсем по-простому, не так как обычно. Но даже так, в обычных голубых джинсах и белом вязаном свитере – она выглядела потрясающе, будто сошла с обложки какого-нибудь модного журнала. Её пряный аромат, с нотками красного перца, заполнил комнату, скрещиваясь с запахом обезболивающих мазей, которыми Татьяна натирала все свои кости. От Лии уже веяло новогодней атмосферой и вечерними посиделками перед камином.

Кирилл же, как обычно, натянул спортивный костюм, особо не заботясь о своём внешнем виде. Как бы мать и сестра не старались привить ему чувство вкуса в одежде, но Трубецкой не готов был променять свой наряд. Поэтому на всех важных мероприятиях, выражал глубочайшее недовольство по поводу своего официального брючного костюма, мечтая поскорее сменить туфли на кроссовки, а рубашку – на помятую футболку.

– Она устроила поход по шкафным полкам. Видимо туда завезли последнюю коллекцию, – съязвила я, показывая Татьяне язык. – Ну что? Откопала что-нибудь хорошенькое?