Артанис стояла неподвижно, неотрывно наблюдая за суетящимися около тяжелораненого кузена знахарями, и одной единственной девушкой, осторожно осматривающей упавшего со скалы Нолдо, который был в сознании, но не мог пошевелиться и постоянно шёпотом повторял: «Я не чувствую ног».

— Мой брат проявил чрезвычайную силу воли, — мрачно произнес Айканаро, уставившись на выброшенные окровавленные бинты. — Несмотря на страшные раны, он сам дошёл до лагеря, поддерживаемый собратьями.

— Если бы я позволил себе заснуть, — тихо медленно выговорил Ангарато, щурясь и часто моргая, — ты убил бы тех котят. А я уверен, надо попробовать их приручить.

— Без матери они передохнут! — со злостью выпалил Айканаро, видя, как его брат зажмурился, с усилием сдерживая стоны, когда с плеча сняли пропитавшийся кровью бинт. Раны выглядели жутко.

— Моя королева, — снова заговорил смущённо смотревший на Артанис эльф, — мы убили всех взрослых хищников, каких нашли.

— Сколько? — сестра короля прямо посмотрела на влюблённого подданного.

— Четыре.

— Хорошо, — голос Артанис был так же холоден, как ветер, прилетевший с моря на северо-востоке. — А где теперь котята?

— Охотники ими занимаются, — с презрением фыркнул Айканаро. — Мерзкие сосунки! Они недолго будут милыми пушистыми комочками. Очень-очень скоро эти умилительные создания превратятся в кровожадных огромных тварей!

— Вот тогда, — заплетающимся языком проговорил Ангарато, — и убьём их. А из шкур сошьют тёплую одежду. Пока же…

Вцепившись дрожащей рукой в край постели, Нолдо снова зажмурился.

— Только ради тебя, брат! — выпалил Айканаро, и в этот момент к знахарям вошла одна из служанок королевы.

— Прибыли посланники Второго Дома, — с едва заметным ехидством мило улыбнулась эльфийка. — Прославленный воин Лаурэфиндэ и не менее прославленный менестрель.

— Мы не примем никого, кроме Нолофинвэ Финвиона, — гордо выпрямилась Артанис.

— Король решил иначе, госпожа, — извиняясь, поклонилась служанка, и королева-сестра прекрасно изобразила, что одобряет действия брата.

***

Смотря на статного, прекрасного лицом Глорфиндела, чьи волосы цвета чистого золота переливались в мерцающем свете очага, Финдарато чувствовал зависть. На красавца воина совсем не королевского происхождения всегда засматривались эльфийки, Глорфиндел был отчаянно отважен до безрассудства, и поэтому его слава сияла небесными звёздами.

Стоявший рядом с военачальником менестрель терялся на фоне этого ослепляющего блеска.

— Король Нолофинвэ, — серьёзно говорил Глорфиндел, — предлагает объединение снова. Вместе мы преодолеем тяготы пути с меньшими потерями. Наши воины помогут твоим, лорд Финдарато.

— Король Финдарато, — вздохнул сын Арафинвэ, задумчиво отводя взгляд. — Никогда не понимал, зачем мой дядя так стремился называться королём. Это ведь такое тяжкое бремя! Став владыкой, я оказался обязанным думать обо всех и обо всём. Например, как защитить моих охотников от когтей и зубов хищников. Не в доспехах же им ходить на промысел.

Глорфиндел машинально провёл ладонью по руке от плеча до локтя, где ещё не зажили раны, нанесённые умирающим зверем, когда, уверенный, что хищник убит, эльф подошёл и нагнулся к огромной кошке, чтобы вытащить стрелы. Удар лапой был такой силы, что сбил с ног и отбросил Нолдо далеко назад, а тело не спасла даже многослойная тёплая одежда.

— На моём счету уже семнадцать хищников, — гордо заявил воин. — Я опытный стрелок. И должен признать, любые, даже кожаные доспехи замедляют движения, а в охоте на кошек необходима максимально возможная скорость и ловкость. И всё же у нас есть наработки, которыми мы готовы поделиться.

— В случае моего согласия признать главу Второго Дома Нолдор королём?

Финдарато посмотрел на кольцо отца. Зелёный камень завораживал, затягивал в свои тайные глубины.

— Мой владыка, — певуче произнёс Аклариквет, внимательно наблюдая за поведением племянника своего короля, — щедр и добросердечен. И понимает грозящую всем нам опасность.

— Зачем же дядя послал тебя, певец? — сын Арафинвэ посмотрел на менестреля с наигранным усталым равнодушием. — Он полагает, что два музыканта лучше поймут друг друга? Или ты здесь, чтобы мне не было скучно? Но, знаешь, Аклариквет, среди моих подданных песни о Феанаро не поют.

— О чём же вы поёте? — почтительно поинтересовался менестрель.

— Разумеется, о любви! — Финдарато раскинул руки, словно для объятий, встал с небольшого, но вычурного трона и подошёл к гостям. — Петь, друг мой, надо о прекрасном.

«Петь нужно о любви», — мысленно повторил про себя Аклариквет и покраснел.

Менестрель всю жизнь считал жену Феанаро единственной женщиной в своей судьбе с тех самых пор, как однажды увидел Нерданель, со смехом убегающую в слишком откровенном платье на свидание, специально поддразнивая багровеющего от злости отца, оторвавшегося от работы в кузнице Вала Ауле, потому что в очередной раз ему «друзья сказали о неподобающем поведении дочери».