Когда Нерданель, любимая дочка мастера Махтана — самого усердного ученика Вала Ауле, подрастала, в Амане происходила смена эпох моды в «украшении себя», в первую очередь, благодаря Мириэль Териндэ, первой королеве Нолдор. Искусная вышивальщица крайне резко отзывалась о любых полотнах без узоров, будь то шторы, скатерти, салфетки или постельное бельё, утверждая, что ткань имеет право быть красивой, и нечего оправдывать свою лень глупыми словами об элегантности.

«Шёлк и бархат делают дома уютными, подчёркивая уникальность и индивидуальность каждого жилья! Расшитые полотна — это прекрасно и утончённо! Их можно и нужно носить и на себе!»

Поначалу эльфы Амана не использовали одежду, поскольку, в отличие от берегов Куивиэнэн, Валинор оставался неизменно безопасным и тёплым, здесь не требовалось защищать тело и можно было не портить свою первозданную красоту неумело выделанной шкурой животных. Разумеется, для работы в горах или кузнице, охоты или дальних путешествий требовалось закрывать особо уязвимые участки кожи и носить обувь, но не занятые подобными делами эльфы радовались возможности гулять обнажёнными и украшали себя только изящными творениями ювелиров.

«Искусно вышитая ткань ничем не хуже камней и металла! — чаще и чаще повторяла Мириэль своим ученицам и подданным. — А кто не умеет создавать красоту нитью, и не желает совершенствовать навыки, пусть ходит голышом, но не утверждает, будто так надо! Это не правильно, а показательно».

Мнение своей королевы неожиданно охотно поддержал нолдоран Финвэ, с томной улыбкой заверяя, что «мужчине очень интересно отодвигать изящные шторки, за которыми прячется любимая желанная женщина».

Фасоны «шторок» стали меняться, одежда всё больше закрывала тело, подчёркивая его красоту и создавая атмосферу тайны. Нерданель росла и видела, как одни женщины носят только изделия ювелиров, другие скрывают тканью лишь грудь и бёдра, а третьи покрывают даже волосы, становясь похожими на цветы с множеством тончайших лепестков. Смотрелось дивно красиво в любом случае, однако реакция мужчин отличалась, а для юной дочери прославленного мастера меди именно это было главным при выборе образа для себя. Видеть, как меняются взгляды эльфов при появлении огненноволосой красавицы, стало любимым развлечением, Нерданель мечтала, что в неё влюбятся многие, а она выберет лучшего и сведёт его с ума. Остальные же пусть страдают от понимания, что не достойны самой желанной эльфийки Валинора!

«Ничего удивительного, — воротили носики юные золотоволосые девы-Ваньяр, — если не блещешь красотой лица, приходится оголять грудь. Бедняжка!»

«Наверное, она мудрая», — иронизировали Нолдиэр.

«Скромность украшает лучше всего!» — надували губки эльфийки-Тэлери.

Нерданель их демонстративно не замечала, и с особым наслаждением ловила восхищённые взгляды мужчин Амана. Несчастные жертвы порой не могли оторвать глаз от издевательски хитро расположенных украшений на ткани платья, которого будто вовсе нет.

Одежда становилась всё привычнее, отношение к наготе менялось, новые поколения не помнили Куивиэнэн, и почти никто уже не обнажался даже по пояс, в том числе и мужчины, однако дочь Махтана была из тех, у кого желание украсить себя одеждой со временем не переросло в стеснение демонстрации тела.

***

Отражение в зеркале было прекрасным.

Нерданель понимала, что её супруг — то поколение эльфов, которое не одобряет отсутствие одежды, и доказывать ему что-либо бессмысленно. Лучше спрятать тело за множеством слоёв красивой ткани и заставить раздеть себя, сгорая от нетерпения. Или всё сделать самой.

Нерданель обожала делать Феанаро сюрпризы, неожиданно приходя в кузницу, сбрасывая платье, и обнаженная, озаряемая пламенем, подходить вплотную, прижиматься к разгорячённому сильному телу, от бешеной обжигающей мощи которого эльфийка теряла рассудок. Она не сомневалась, что пламенноволосые сыновья были зачаты именно в кузнице среди сброшенных со стола инструментов и заготовок, перчаток, золы и искр. Страсть поглощала настолько, что не ощущалось неудобств от твердого стола и жара горна, а взмокший, перемазанный сажей супруг возбуждал несоизмеримо сильнее, чем когда он был чисто вымыт и пах цветами.

Теперь Нерданель скучала. Ей очень не хватало мужа! Он ещё никогда не уезжал так надолго…

Решив развлечься и пройтись по Тириону в облегающем полупрозрачном платье без накидки, чтобы сегодня все мужчины, деля ложе с жёнами, представляли на месте своих простушек роскошную рыжеволосую красавицу, жена Феанаро Куруфинвэ послала воздушный поцелуй своему отражению. И вдруг с улицы донеслись звуки арфы.

Мелодия полилась ручьем слёз, чистой светлой печалью, столь неуместной в огне воспоминаний о страсти, что музыка показалась уродливой.

Капнув в волосы аромамасло, Нерданель снова обернулась на зеркало, ещё раз разгладила платье, надавливая на тело, сжимая кожу, будоража в себе воспоминания об объятиях мужа, его проникновении, жарком единении, пылающем внутри безудержном безумном пламени, вырывающемся из груди крике наслаждения.

«Да, я нравлюсь многим, — подумала дочь Махтана, — но эти многие на фоне моего Феанаро просто жалкое безликое ничтожество, недостойное даже плевка в их сторону».

***

Покидая покои, эльфийка с огромным удовольствием поймала на себе полные плохо скрываемой зависти взгляды прислуги, а выйдя в сад, где живые растения соседствовали с медными, серебряными и золотыми увидела того, кто упорно пытался нагонять тоску своей глупой неинтересной музыкой.