Выпью глотком одним воду твою, река.

Быть бы мне птицею в волнах на небеси,

Звонкой зарницею вешней бессонницы,

Как расплескала бы перьями пёстрыми

Воды ли талые мимо овес-травы.

Как была горем — теперь обернусь бедой,

В небе три зори, а мне не видать одной.

Полны тоскою кисельные берега,

Плачь молоком своим, плачь обо мне, река.

Река-река, далеко до моря,

Река-река, звала за собою,

Расскажешь, как добраться домой?

Ведь ты, река, звала за собою меня.

Эльфийка замолчала, задумалась, а когда вынырнула из омута размышлений, с радостью увидела, что доплыла до зала с фонтанами, в котором пел что-то красивое и печальное золотоволосый менестрель из народа Нолдор.

Дева вздохнула, подпевать ему не хотелось.

Уроженка Альквалондэ помнила музыку, которую исполнял для павших духом после кровопролития Тэлери, другой нолдорский менестрель — проклятый отступник, имя которого теперь тоже нельзя произносить. Иногда дева жалела, что не ушла вместе с ним в Средиземье, пусть он и не звал, пусть для этого и пришлось бы преодолевать страшную ледяную пустыню, пусть понимала, что была слишком юной для столь смелых поступков… Пусть!

Теперь ей остались только его песни, которые нельзя исполнять вслух, чтобы не обидеть Валар. Что ж, пожалуй, это небольшая цена безопасности.

***

— Это невысокая цена безопасности, — как обычно спокойно произнёс король Ингвэ, смотря на внука, словно на врага. — Полагаю, будет лучше не выпускать тебя из дворца, словно неразумное дитя.

Владыка замолчал, взгляд изменился с обвиняющего на выжидающий.

Арафион не хотел конфликтовать с могущественным, уважаемым самими Валар дедом, однако здравый смысл и выдержка подвели, когда молодой Ванья увидел в царственном родиче то, о чём говорили шёпотом двоюродные сёстры: после того, как «безотказный мямля» Арьо, вечно, вечно смотревший в рот маме, папе, брату, сёстрам и даже собственным детям, неожиданно занял эльфийский трон Амана, с угрозами и обвинениями в страшных преступлениях убрав с дороги сначала мать, а потом и дядю, смирив родню Ольвэ и заручившись безоговорочной поддержкой Валар, Ингвэ сильно изменился буквально за день, вернувшись после разговора с племянником совершенно другим эльфом. Шептались, будто поражение сломало короля, но Арафион не верил, однако сейчас чувствовал в собеседнике слабость и неуверенность в собственных силах, которая появляется у потерпевших сокрушительное поражение от противника-слабака, и не мог скрыть насмешку.

— Запереть? — хмыкнул бывший менестрель Валар. — Меня? И как же ты это обоснуешь?

— Я должен перед кем-то отчитываться? — усмехнулся Ингвэ. — Я? Король любимейшего Владыками народа, живущий во дворце на священной горе Таникветиль? — Взгляд синих глаз стал проницательным, в нём снова появилась уверенность и мудрость, которая с детства отталкивала шаловливого внука, желавшего сохранять свои крайне важные секреты в тайне. — Ты думаешь, руссандолова дочка заметит твоё отсутствие и прискачет на огре вызволять своего похищенного возлюбленного? Представляю, как посмеются над тобой, узнав, что крепость-склеп, выстроенная проклятым родом, тебе милее дворца Валар!

Уже жалея, что потратил столько времени на дорогу, и утешая себя лишь тем, что вдоволь налюбовался красотами родной земли, Арафион осуждающе покачал головой.

Выйдя на балкон и посмотрев вниз с высоты, превосходящей полёт любой птицы, молодой эльф прислушался к разносимому искрящимся ветром пению менестрелей Валар, безошибочно различив среди причудливых переплетений исполняемых без слов мелодий знакомые голоса. Возможно, внук короля хотел бы снова петь для Владык, но только при условии, чтобы Нарнис была рядом.

— Похоже, ты не понимаешь, — не дождавшись разумной реакции, вздохнул Ингвэ, и Арафион безошибочно распознал интонацию нетерпеливого беспокойства. — Ты приехал домой, но пытаешься вести себя, словно посол на переговорах с враждебно настроенным соседом. Но ты должен понять одну лишь простую вещь: единственный враждебно настроенный сосед — это крепость-склеп Форменоссэ, жители которой не желают признать ошибки своих сородичей и жить нормальной безопасной жизнью, как все. Просто представь: Моргот может напасть на Валинор в любой момент, и его удар придётся не по нам, живущим на Таникветиль, ни по подземному городу, — вспомнив про племянника, король Ваньяр снова изменился в лице, однако быстро взял себя в руки, — а по незащищённому поселению, у которого нет достаточных ресурсов для спасения от мятежного Айну!

— Именно поэтому я здесь! — всплеснул руками Арафион, уходя с балкона. — Я не ищу твоего покровительства! Я хочу справедливости! Неужели ты не понимаешь, что Нарнис не сможет нормально жить среди тех, чья родня погибла по вине её отца, деда и мужа?! Если Нарнис не хочет сидеть взаперти и страдать в одиночестве, боясь выйти из дома, это её выбор, и она имеет на него право! Точно так же, как и другие женщины, что решили переехать в Форменоссэ, ища покровительства и поддержки дочери одного из изгнанников, потому что тоже хотят понимания, а не порицания! Они не хотят жить среди тех, кому их соседство причиняет боль, будоража страшные воспоминания! Почему кто-то должен…

— Потому что на то воля Валар, мой мальчик, — вздохнул Ингвэ, мечтательно улыбаясь. — Я понимаю, чего ты хочешь. Ты ждёшь, чтобы тебя принял сам Владыка Манвэ, выслушал и выделил армию Майяр для защиты Форменоссэ от вероятной угрозы из-за моря. Ты же в свою очередь не желаешь понять ни меня, ни кого бы то ни было, и вместо того, чтобы попытаться вразумить обезумевшую от горя женщину, раз уж она тебе столь дорога, ты хочешь заставить Валар потакать её прихотям!

Внук короля опустил глаза, вспоминая разговор с отцом и матерью, который был точно таким же. Родичи по-своему правы, разумеется, но и неправы тоже.