Карнифинвэ растерялся окончательно. С одной стороны, не покидало ощущение, что его обманывают, но кто и в чём, понять не получалось. С другой — неожиданная откровенность наводящего на многих ужас дяди растопила лёд в сердце, появилось приятное чувство взаимного доверия, а мысль, что родственник не такой и плохой, грела душу.

— Значит, — озарение обрадовало ещё больше, — дядя Маэдрос мог передать власть добровольно?

— Сомневаюсь, — равнодушно пожал плечами Морифинвэ. — Об этом лучше спросить у него лично.

— Да! — согласился юный Нолдо. — В любом случае, я должен убедиться в этом сам. Хватит домыслов.

— Умный лапсэ, — констатировал Чёрный Финвэ, поднимаясь. — Мне пора на совет. А тебе — собираться в путь. — Глаза загорелись торжеством. — Промедление не нужно ни одному из нас.

Самый дешёвый товар

К нахождению в зеркальном зале нужно было привыкнуть, однако не у всех это получалось сделать быстро: уже немолодой, но ещё бодрый мастер, утверждавший, будто именно он в конечном счёте решает, насколько ценны минералы и изделия из них, снова и снова поворачивался то одним боком, то другим, поглаживал бороду, поправлял редеющие пряди на макушке.

— Я скоро стану папашей в пятый раз! — гордо заявил ювелир, втягивая украшенное топазовыми застёжками пузо. — Разные ведуны в один голос заявляют, что это будет мальчик, которому суждено изменить ход истории!

— Ход истории изменим мы. Здесь и сейчас, — сухо сказал Морифинвэ, смотря на отражения в зеркалах, проверяя, все ли гости соблюли договорённость и не взяли оружие.

Феаноринг не боялся нападения или провокации со стороны Белегоста, однако понимал: чьи-то интересы в любом случае будут задеты, и отстаивание их может перерасти в серьёзную драку с применением не только кулаков.

Но пока всё было мирно, хотя некоторые гости смотрели друг на друга враждебно, значит, именно они попытаются обесценить товары друг друга.

Пилинэль стоило немалых усилий, чтобы не смотреть на короля ласково и соблазнительно: эльфийка понимала — не время. Покажет себя плохим деловым компаньоном — потеряет расположение, а ничего страшнее представить было невозможно, даже воспоминания о нападениях орков не вызывали такого ужаса, скорее, отвращение и злость, но не страх.

С таргелионским нолдораном дело обстояло совершенно иначе: свет его глаз, едва заметное сияние кожи и блеск волос пугали и отталкивали, но в то же время взгляд оторвать было невозможно. И жить без него тем более.

— Вижу, все собравшиеся с нетерпением ждут начала совета, — заговорил Карантир, подаваясь вперёд, наклонившись над столом. — В представлении никто не нуждается, так как все уже успели познакомиться во время пира. Нам необходимо подтвердить или опровергнуть некоторые важные известия. Азагхал приедет?

— Азагхал дал согласие явиться, — с раздражением произнёс седой поджарый гном с непропорционально большими ладонями. — Я думал, мы его дождёмся.

— Когда белегостский король изволит доехать, — хмыкнул сидевший через стол молодой торговец, — его богатства успеют упасть в цене вдвое, а он и не поймёт, почему.

Многие засмеялись, однако Морифинвэ хлопнул по столу, сверкнув глазами.

— Сможешь обосновать — обесценишь! — угрожающе повысил он голос. — Но никто не может одно назначать уникальной вещью, другое — дешёвкой просто так! Когда мой отец создал Сильмарили, их ценность никто не мог определить, потому что кристаллы сродни творениям самих Валар, и даже Владыки Арды не могли понять, как сделаны светящиеся камни! Подобного творения нет и не будет, и цену ему назначить не под силу ни одному из вас! Потому что они стоят глупости, жадности и жизни тех, кто помешает мне отвоевать святыню моего рода! Я дал Клятву за морем, и повторил её умирающему отцу!

В воцарившемся молчании не слышался ни ветер за окнами, ни даже сиплое дыхание некоторых наугрим.

— Сильмарили не имеют материальной цены, — спокойнее сказал Феаноринг, — но всё остальное имеет. В Амане у нас не было чёткой системы, потому что ресурсов было в достатке, добывать их не составляло труда, искать не приходилось, и всегда хватало на любые цели. Чаще всего мы либо менялись изделиями, либо делились знаниями в обмен на вещи. Если, например, ювелиру захотелось бы получить скульптуру в свой сад, которую сделал сосед, он мог заплатить за неё, предположим, необработанной бирюзой по весу. Равноценный обмен?

Наугрим дружно почесали бороды.

— Если скульптура из бирюзы, — взял слово заросший волосами хранитель ногродской сокровищницы, — то нет. А если из дерева или гипса…

— Дерева? — хмыкнул советник Морифинвэ, занимавшийся делами Тракта. — Какой породы? Редкой? Ценной свойствами для корабелов или годящейся лишь на дрова, даже не ароматные? По какой причине это дерево стало скульптурой — баловством, а не необходимостью? Оно старое и высохшее? Грибами поросло?

Пилинэль поджала губы — эти наугрим совершенно не понимают ценности живых растений! Живых! Их тоже надо приравнять к товару и назначить стоимость? И животных так же?! Может, и эльфов с наугрим продавать начнём?