— Возможно, им, — произнесла Дарителла с вызовом в голосе. — В Ордене об этом предпочитают не помнить, но есть легенда. Если ей верить, первым рыцарем стал друг некроманта, погибший в бою, которого тот не захотел отпускать.

— Как просто…

— Вовсе нет, — она качнула головой, и светлые волосы заискрились в свете взошедшей луны. Долина грез жила по своим законам, и дни с ночами в ней нисколько не зависели от времени. — Мастер смерти мог лишь поднять тело или вызвать дух, но не вернуть к жизни. Воскрешение нам неподвласно.

— Как же тогда быть?..

— Он перешел Рубеж, кинулся к Владыкам Нави и обещал вечно охранять границу между мирами, если они помогут. Поклялся им в верности — за себя и всех тех, кто пойдет по его стопам.

— И они помогли? — вопрос, впрочем, был глупый: раз существуют Орден и Гильдия, значит, все у того некроманта получилось. Вот только Дарителла так и так служит Нави.

— А я кинулась бы в ноги к Владыне. Она добра ко всем.

— Придется же платить… Не надо, — попросил Женька.

— Не буду. Ты ведь жив. Но ради тебя и не жалко. К тому же… — она лукаво улыбнулась. — Я однажды оказала ей услугу, которую можно счесть значимой.

Ее волосы пахли вереском. Женька ни разу в жизни его не нюхал, но знал, что это именно вереск. Голова шла кругом, но приятно, не так, как недавно. И тело ее — прохладное и жаркое одновременно сводило с ума.

***

Аннушка Вострякова родилась в конце девятнадцатого века и обладала сильным чутьем к потустороннему едва ли не с младенчества. Наверное, живи она в деревне, никто бы на ее дар внимания не обратил, самое большое, пошла бы в ученицы к какой-нибудь знахарке, но Аннушке повезло. Или наоборот — это как посмотреть.

На стыке столетий у людей, как правило, обострялся интерес ко всему, лежащему за гранью привычного: гаданиям, вызовам умерших родственников и прочим приворотам-отворотам, которыми охотно зарабатывали как шарлатаны, так и ведьмы всех мастей. Аннушку заметил колдун, выкупил у родителей — семья бедствовала и лишний рот в избе, тем более женский, был без надобности — и принялся обучать нехитрым актерским приемам и фокусам.

Колдовство Аннушке не давалось, но варить зелья она худо-бедно научилась, талантом актрисы оказалась не обделена и в отличии от большинства маленьких девочек ее возраста тяготела вовсе не к куклам и сластям, а к похоронным обрядам, темным наговорам, жертвоприношениям — чистому злу, как сказали бы люди. Колдун радовался приобретению: ему практически не приходилось наставлять свою подопечную, она все схватывала налету и воплощала даже лучше, чем он ожидал. Вряд ли он не понимал, с кем имеет дело и чем ему грозит неудовольствие Гильдии от скрытия ее возможного адепта. Однако куш стоил риска, а за риск платили очень неплохо.

В двух столицах в определенных кругах — разумеется, сплошь человеческих — только и разговоров было, что о чудо-ребенке. В модных салонах Аннушка появлялась во всем черном, с вуалью, прикрывающей верхнюю половину лица, перчатках и с черепом вместо куклы: то собачьим, то обезьяньим, то человеческим. Низенькая, худенькая, она неизменно напоминала фарфоровую статуэтку миловидным личиком и вьющимися льняными волосами, маленьким аккуратным носиком и россыпью веснушек. Тем сильнее был контраст, когда она начинала предсказывать хорошо поставленным голосом: развал Империи, войны, эпидемии, гибель и эмиграцию. Стоило ей увидеть человека, над которым висел риск перехода в загробный мир, она немедленно сообщала об этом. На подобное ее чутья вполне хватало. И тогда возможность смерти оборачивалась практически ее неотвратимостью. Девочка предсказывала ее вплоть до дня и часа. Прислушавшись к своему учителю, она скрывала причины, лишь намекала на них, называя две-три детали — так выглядело еще зловещее, — хотя могла сказать и прямо.

Слава ангела смерти отнюдь не отвратила от нее экзальтированный бомонд высшего общества страны, которой действительно осталось недолго. Люди будто чувствовали висящий над ними дамоклов меч скорой революции, а вероятно, попросту любили играть со смертью. В конце концов образовался некий клуб самоубийц, завсегдатаи которого не пропускали ни одного выхода в свет Аннушки.

Денег ни ей, ни колдуну было не занимать. Наряды Аннушки с каждым разом становились все богаче и вычурнее. Тонкие пальцы обвивали кольца, такого колье, как у нее, не имелось даже у императрицы. К тому же она взрослела и хорошела. То, что за смерть люди готовы платить, она уяснила на отлично и, поговорив с учителем, сама начала подстраивать эффектные несчастные случаи, ведь колдун являлся сверхом, а значит, ему не составило бы труда умертвить человека неким конкретным образом. Причем так, чтобы ни один сотрудник человеческого правопорядка не всполошился.

Убийства не носили массовый характер, потому внимания Ордена они не привлекали. Да и времена стояли неспокойные: риск смерти висел над многими. Сверхам по большему счету было все равно на то каким самоубийственным образом развлекаются люди. Некр в принципе полагал инстинкт самосохранения основополагающим. Если тот отсутствовал, у особи что-то очень не то или с генетикой, или с мозгами. А популяция должна быть здоровой. О зажравшейся кучке богатеев, которым, хочется поразвлечься засовыванием в пасти крокодилам собственных голов, он высказывался грубо и нецензурно. Метаморфы, от природы обладая отвращением к любым проявлениям потусторонней стороны, на такие сборища не приходили. Колдунско-ведьмовской братии хватало собственных клиентов.

Все у Аннушки шло хорошо и продолжало бы идти так и дальше, если бы не банальная неудача.

В тот месяц, как назло, никого с опасностью гибели на глаза Аннушке не попадалось, несмотря на шедшую полным ходом Первую мировую и разгул преступных банд, не стеснявшихся нападать и при свете дня. Предрекать революцию, конечно, можно было и дальше, но не так привлекательно, к тому же к колдуну несколько раз уже подходили по данному поводу люди с неприметными, незапоминающимися лицами. За подобные предсказания вполне могли привлечь. Снискать же славу революционеров не хотели ни колдун, ни Аннушка.