Роман шел, мысленно нанизывая на невесомую и невидимую нить бусины воспоминаний. Алексей каялся, сидя у его постели, в своей ошибке. Однако не сам он решил взять оруженосца — человека, для которого столь сильная буря сил, в том числе и убийственно-потусторонних, смертельна — на штурм хрустальной пирамиды. При всем уважении, Алексей попросту не сумел бы додуматься до такого. Он являлся идеальным исполнителем, лишенным фантазии, и стремился вырастить такого же из Романа. По сути, образцовый рыцарь, у которого на отношении к людям завязано бессмертие и магические силы, следующий девизу: меньше задумываешься — дольше проживешь. Значит, надоумил его некто другой. Скорее всего, магистр.

В свое время Роман насмотрелся на соплеменников, десятками дряхлевших и уходящих в небытие. Многие из них пережили крестовые походы и гонения на ведьм, не разочаровавшись в цели хранить человечество, как бы то ни пыталось истребить себя. «Естественный отбор» — говорили многие из них. И неминуемо ломались после посещения Индии времен оккупации Великобританией или фашистских концлагерей. Роман, в свое время выдержал и то, и другое, хотя прошел по краю пропасти.

Сейчас он снова вступал на зыбкую почву, шел по болоту, хотя мраморная плитка на полу оставалась твердой и надежной, разве лишь совсем немного скользящей под подошвами его ботинок.

Алексея на испытание в магическом бою слишком юного оруженосца, не доросшего еще до возможности перерождения, надоумил кто-то из магистров. Просто ли так? И то, что он лишь смутно помнил разговор, но не имя советчика, способно ли указать на помощь библиотекаря? Раньше Роман считал подобные подозрения поиском в пустой темной комнате несуществующей черной чумной крысы. Вот только и Алексей задумывался над тем же. Он погиб с мыслью о том, что отыскал отступника и врага. Погиб, не оставив имени магистра, вызванного на поединок.

Когда Романа отправили в пещеры не допустить призыва потустороннего дракона, он искренне верил, будто дело его правое. Оно таковым и являлось: Некр, не иначе, рехнулся на этой своей говорящей золотой рептилии! Но по сути Романа посылали на смерть. Поднять руку на того, кто вернул из небытия, способствовал перерождению — немыслимо. Подобное против всех законов мироздания, не упоминая о простой благодарности. Это даже хуже, чем отвернуться от главной рыцарской цели. А еще — идеально исполненная месть по отношении к Некру, который всего себя положил на уничтожение хрустальной пирамиды и ее хозяина.

Алексей рассказывал, удовлетворяя его любопытство, — все равно Роману совершенно нечего было делать, лежа без движения и ожидая Перехода, а наставник чувствовал свою вину перед ним, — именно Некр крутился ужом между представителями всех кланов, убеждая, уговаривая, угрожая и предупреждая. Именно он, отринув некромантский норов, связал в единую армию разрозненные потоки силы. А еще ходили упорные легенды о том, будто он лично знал темного библиотекаря. И не просто знал, именно их ссора как-то связана с невозвращением из Нави его ученика — того самого, после которого Некр зарекся иметь дело с людьми и учить их.

У Романа холодело в груди, а тело сотрясала дрожь, когда он представлял столь тонко разыгранную комбинацию. Некр, тяжело переживавший уход ученика, не мог не вызвериться на Алексея, с Романом он связался не вполне осознанно, но и бросить уже не мог. Затем, как это называется, прикипел. Вплоть до того, что отправился в Навь во время его смерти, сделал там невесть что, намертво сковав их друг с другом, но вытащил в Явь и жизнь обратно, щедро отсыпав непризнанному ученику часть собственных некромантских возможностей. Их оказалось изрядно, вплоть до того, что не столь и редкий дар огненной стихии перековался в уникальный — владение небесным электричеством. Каково ж ему было получить удар в спину от собственного «якоря»? Чудом Роман тогда сдержался и не поднял меч, уговорил, а не полез в драку. То проклятие, которым в сердцах наградил его некромант, оказалось заслуженным.

Роман не допустил свершения мести подохшего под руинами собственной пирамиды безумца. Или всего лишь отсрочил ее? Вывел на новый виток?.. Некр, некогда переживший собственную цивилизацию, и наверняка видевший крах иных, часто соглашался с утверждением о спиральности движения истории: все повторялось так или иначе, правда, всякий раз немного по-другому. Наверное, и месть библиотекаря, да и месть вообще способна развиваться также? Людям и живым сверхам удобно, как ни крути: они не живут вечно. А сверхов условно бессмертных (или давно мертвых — как посмотреть) мучить можно сколь угодно долго. Во времени не ограничены ни они, ни мстящий.

Удар в спину от того, кому подарил второе рождение, конечно, существенен, но некроманты, в отличие от рыцарей, циники через одного, а то и каждый. Боль от предательства не шло бы ни в какое сравнение с разрушением собственного же творения. И зря Некр считал Романа таким уж незамутненным романтически настроенным идиотом, живущим с проклятием из идейных соображений. Вовсе нет. Просто проклятие собственного «якоря» — а Роман связал себя с некромантом теми же узами еще будучи человеком и лишь подтвердил их перед лицом владык Нави — даже произнесенное вскользь, без вложения по-настоящему серьезных сил, никому постороннему отменить невозможно. Это может свершить лишь проклявший. Но Некр демонстративно не желал примирения, и Роман принял это, просто стал более осторожен, снова ощутил себя человеком, для которого первое серьезное ранение способно стать фатальным.