Неизвестно, чем бы закончился этот бестолковый разговор (вероятно, возмущенные сестры уселись бы в дорогой экипаж и укатили в поместье, рассказывая всем и каждому об отвратительно негостеприимной Розетте), но положение спасла Милена – старшая сестра Элли. Она появилась, как фея, – в струящемся фиолетовом платье, стройная, красивая, юная – не скажешь, что уже исполнилось тридцать – и тут же взяла всё в свои руки. Очаровала сестер милой беседой, отправилась с ними в оранжерею – зацокали каблуки – на ходу подмигнула Элли и даже успела слегка ее приобнять.

***

Милена приехала в Розетту поздним утром: веселая, энергичная, живая. Обратив внимание на бледное лицо младшей сестры, Милена поняла – у той на душе неспокойно, но не стала донимать расспросами. Она вручила подарок, и Элли, развернув хрусткую золотую бумагу, обрадовалась, когда увидела браслет с разноцветными сердечками из самоцветов и маленькую золотую корону.

– Ты же наша принцесса! – Милена поцеловала сестренку. – Вот и наденешь корону на бал.

Они вдвоем пили ароматный чай. Сестра рассказывала о чудесном приморском городе, где недавно поселилась, о будущем муже – опытном докторе и хорошем человеке. Заметив у Элли подвеску из янтаря, Милена одобрительно покачала головой:

– Красивая! Вот, казалось бы, простая, но элегантная. Папа подарил?

– Нет, один знакомый, – неопределенно ответила Элли. – Я потом расскажу.

Элли хотела поделиться с сестрой переживаниями, но не успела – пришло время наряжаться, причесываться и делать макияж.

Сестры виделись нечасто, но, когда Милена приезжала в гости, для Элли наступал праздник. В городе девушки ходили в кино, сидели в кофейнях и угощались мороженым. Милена покупала Элли красивые безделушки и стильные наряды, а вечерами увлекательно рассказывала про модные клубы, музыкальные театры, морские прогулки. Только про мужчин сестра говорила неохотно. Элли, конечно, знала, что Милена дважды была замужем и собирается в третий раз, но не лезла в ее личную жизнь. А Милена прекрасно понимала: расскажи она всё – и тут же из юной красавицы превратится в женщину со сложной и запутанной судьбой.

***

Вечер для Элли был подернут туманом – она старалась не плакать, чтобы не вызывать ненужных расспросов, но слезы всё равно стояли в глазах. Тоска оттого, что закончились прекрасные встречи в ночном лесу, шевелилась в сердце непоседливым и вертким диким зверьком.

Она пыталась быть такой, как всегда: улыбалась, обнималась с давними знакомыми, с благодарностью разворачивала свертки с подарками (сережками и заколками, часиками и фарфоровыми статуэтками, вычурными зеркальцами и сумочками), но не испытывала ни радостного возбуждения, ни счастья.

Поведение Раниты ее поразило, но печаль из-за того, что на праздник невозможно пригласить любимого человека, заслонила другие мысли. Элли была рассеянной, потерянной, и лишь благодаря правилам поведения в высшем обществе, привитым с детства, ей удавалось скрывать серую грусть. Разве что отец и сестра поглядывали на нее с беспокойством. А Элли все чаще задумчиво прикасалась к янтарной подвеске, про которую сестры Вернелли пренебрежительно заметили: «Оригинальная штучка. Правда, как бы помягче сказать, недорогая».

Гости превосходно развлекались и без участия юной хозяйки. В Белом зале грянул вальс, и разноцветные, как диковинные птицы, пары весело закружились по паркету.

– Разрешите вас пригласить, дорогая Элли!

Она вздрогнула, словно очнулась от сна и, обернувшись, дежурно улыбнулась. Это был герцог Готц, которого так расхваливал ей отец.

Крис Готц был высоким, полноватым, но привлекательным молодым человеком. Пожалуй, только губы его несколько портили: верхняя тонкая, точно иголка, а нижняя – пухлая, как клубника; рот придавал облику герцога капризный вид.

Танцевать Элли не хотелось, но отказ назвали бы неприличным, поэтому она кивнула:

– Пожалуйста… – и герцог с готовностью взял ее за талию, прижав к себе несколько крепче, чем это диктовали правила вальса.

Танцевать Элли умела – училась с детства, а Готц вел замечательно. Они быстро оказались в центре зала, и по замку пронесся легкий, как ветер, шепоток пожилых кумушек в тяжелых бархатных платьях: «Поглядите, поглядите на них! Прелестная пара… Она такая славная, хорошенькая… Ну что вы, девочка милая, как все девочки, а вот он – красавец! …Дай бог, дай бог. Хорошие дети».

Элли ничего этого не слышала. Она односложно отвечала на вопросы кавалера, рассеянно улыбалась его несмешным шуткам, но думала только об одном: как жаль, что ее пальцы сжимает холеная, мягкая, украшенная фамильным перстнем рука Криса, а не крепкая и шершавая ладонь Дена! Как было бы хорошо прижаться в танце к нему, милому Дену! Точно невзначай прикоснуться к щеке, заглянуть в серые глаза – и увидеть искорки восхищения! Но рядом лишь Крис – молодой, богатый, но совершенно чужой человек. Посторонний.