Шрифт:
– Это очень странно, – прокомментировал он, – и интересно.
Внезапно в его глазах мелькнула догадка.
– Доктор Пирс, боюсь, ваше объяснение не объясняет состояния шкафа.
Он развернулся, снова внимательно осматривая комнату и острым и всеобъемлющим взглядом измеряя высоту окон.
– Вы, безусловно, были правы, говоря, что ни один ребенок или женщина не могли сбежать из этой комнаты никаким другим способом, кроме как через дверь, доктор Пирс, – воскликнул он. – Но разве человек, человек более высокий, гибкий и подвижный, чем вы или я, не мог бы сбежать через одно из этих окон и спуститься вниз, не причинив себе вреда?
– Мужчина, Трант? Да, конечно, это возможно, – нетерпеливо согласился Пирс. – Но зачем рассматривать возможность побега мужчины, когда среди тех, кто слышал крики, не было сомнений, что они исходили от женщины или ребенка!
– Крики исходили от женщины, – ответил Трант. – Но не обязательно шаги, которые были слышны с другой стороны двери. Нет, доктор Пирс, состояние этой комнаты указывает без каких-либо вопросов или сомнений, что здесь присутствовал не один, а два человека, когда произошли эти события – один, настолько хорошо знакомый с этим помещением, что знает, где в вашем столе можно было найти ключ от шкафов, другой настолько незнаком с обстановкой, что даже не знал, что дверцы шкафов были раздвижными, а не распашными дверями, поскольку именно при попытке открыть дверь наружу, как распашную дверь, ручка была отломана, о чем свидетельствует состояние засова, который в противном случае был бы согнут. И человек, чьи шаги были слышны, был мужчиной, потому что только мужчина мог сбежать через окно, что этот человек, несомненно, и сделал.
– Но я не понимаю, как вы можете помочь делу, добавляя присутствие мужчины здесь к другому человеку, – запротестовал Пирс. – Это просто усложняет дело, поскольку не дает нам никакого решения относительно того, как женщина сбежала!
Но психолог, не обращая на него внимания, опустился в кресло у стола, подпер подбородок руками, и его глаза затуманились от сосредоточенности мысли.
– Возможно, мужчина помог ей вылезти через окно, – сказал он наконец, – но это маловероятно. У нас нет доказательств, что женщина была в кабинете, когда послышались шаги, потому что крики прекратились, и у нас есть неоспоримое доказательство того, что эта плотно прилегающая дверь была открыта после того, как бумаги были сожжены, если, как вы мне сказали, когда мисс Пирс и другие добрались до выставочного зала, они обнаружил, что он наполнен дымом. Итак, доктор Пирс, – он резко поднял глаза, – когда вы впервые заговорили со мной о пропаже этих бумаг, вы сказали, что они были сожжены или исчезли.– Почему вы сказали "исчезли"? У вас были какие-нибудь основания предполагать, что они не были сожжены?
– Нет реальной причины для этого, – ответил Пирс после минутного колебания. – Бумаги, которые я разделил по темам на предварительные главы, были соединены проволочными скрепками, каждая глава отдельно, и я не нашел проволочных скрепок среди пепла. Но, скорее всего, бумаги не сгорели бы без снятия скрепок. После снятия зажимов она… они, – поправил он себя, – вполне могли унести их. Слишком невероятно полагать, что они принесли с собой другие документы, планируя сжечь их и создать видимость уничтожения настоящих.
– Это, конечно, было бы слишком невероятным предположением, – согласился Трант и снова глубоко задумался.
– Замечательный, поразительно интересный случай! – он поднял глаза на своего клиента, но едва ли так, как нежели разговаривал с ним. – Это представляет проблему, с которой современная научная психология, и только она, могла бы справиться.
– Я, конечно, видел, доктор Пирс, что удивил вас, когда минуту назад заверил вашу подопечную, что я, как психолог, был бы первым, кто поверит, что камень чалчихуитл может оказывать на нее таинственное влияние, которое вы все отметили. Но я настолько уверен в том, что этот камень мог повлиять на нее, и я настолько уверен, что его влияние является ключом к этому делу, что я хочу спросить вас, что вы знаете о камне чалчихуитль, какие верования, суеверия или чары, какими бы фантастическими они ни были, в народе связаны с камнем чалчихуитль, зеленой бирюзой. Вы сказали, что это мексиканский камень, и вы, как никто другой, должен знать о нем.
– Как археолог, я, конечно, давно знаком с камнем чалчихуитль, – ответил Пирс, с беспокойством и недоумением глядя на своего молодого консультанта, – как с церемониальным брачным камнем древних ацтеков и некоторых еще существующих племен Центральной Америки. Я знаю, что они часто используют его в религиозных обрядах, играя особенно важную роль, например, в свадебной церемонии. Хотя его точное значение и связь неизвестны, я могу с уверенностью заверить вас, что это камень, с которым связаны многие дикие суеверия и заклинания.
Он осуждающе улыбнулся, но Трант серьезно посмотрел ему в глаза.
– Спасибо! Можете ли вы сказать мне, были ли замечены какие-либо особенности в вашем доме у вашей подопечной до этого, которые не могли быть объяснены?
– Нет, никогда! – уверенно сказал Пирс, – Хотя ее опыт в Центральной Америке до того, как она попала под нашу опеку, безусловно, должен был быть самым необычным и мог бы объяснить некоторые особенности – если бы они у нее были.
– В Центральной Америке, доктор Пирс? – быстро повторил Трант.
– Да, – заколебался с сомнением Пирс. – Возможно, мне следует рассказать вам, мистер Трант, как Айрис стала членом нашей семьи. Во время последней экспедиции, которую мой отец совершил в Центральную Америку и в которой я сопровождал его восемнадцатилетним юношей, индеец из Копана, в Гондурасе, рассказал нам о чудесном белом ребенке, которого он видел живущим среди изолированного индейского племени в горах. Нам было интересно, и мы изо всех сил старались навестить это племя. Мы нашли там в точности такую, как он описал, маленькую белую девочку лет шести, насколько мы могли предположить. Она говорила на диалекте индейцев, но два или три английских слова, которые она произнесла при виде нас, заставили нас поверить, что она англичанка по происхождению. Мой отец хотел взять ее с нами, но индейцы сердито воспротивились этому.