Его рот открылся, он застыл на месте, как акула-молот, потерявшая свой молот. — Это для меня?

— А для кого же еще? Кипер трески? — я шагнула вперед и сунула корзину ему в руки, в его глазах появился хищный блеск. Казалось, мой милый лангуст был поражен, и отныне я этого не забуду.

— Это мои любимые, — сказал он, весь покоренный, как прирученный морской Лев, вынимая из корзинки шоколадное пирожное.

— Ну, конечно, любимые. Неужели ты думаешь, что я не замечаю, как ты лопаешь и лопаешь эти два вида выпечки? Ты как флэддивэк с поручнем, — я немного посмеялась, но потом вспомнила, что моя леди Дарси находится в плену у хромого ящера и его теневой троллихи. Затем я вспомнила прекрасную Анжелику, разрубленную этой мерзкой личинкой Милдред, и месть воззвала ко мне, как блуждающий вестник.

О, горе мое, и я — горе.

Я всхлипнула, позволяя своему страданию наполнить воздух и выплеснула соленые слезы из глаз в чашку на тумбочке.

— Джерри… — печально сказал Макс и позволил двери закрыться, когда он вошел в комнату, отложив свои драгоценные пирожные и выбрав меня вместо них. О, какой выбор, ведь я не была такой рассыпчатой и сладкой, как шоколадное пирожное.

Он лег на кровать у меня за спиной, а я перекатилась к нему, мы вдвоем едва помещались на матрасе, но он сделал это, притянув меня к своим гигантским мышцам. Он был действительно, действительно чудесным воплощением фейри. Крупный, как бык, и, вероятно, такой же мужественный. О, великие звезды над головой, почему он должен быть Наследником?

Я фыркала и сопела, извиваясь в его руках, и потянулась за ним, чтобы обнять его за шею.

— Тяжелые судьбы постигают нас, словно мы сидим под щедрой яблоней с ужасными судьбами, каждая из которых падает вниз, полная гнили и червей, вместо сладкого нектара, которого мы жаждем. Обречены ли мы, Макси-Бой? Сможем ли мы покинуть это гниющее дерево и найти другое, где яблоки растут крупными и спелыми, где солнце освещает листья и купает нас в своем сердечном свете?

— Я надеюсь на это, — мрачно сказал он. — Хотя трудно представить себе это. Как будто звезды сердятся на нас.

— Но что мы сделали, чтобы вызвать их гнев? — я квакнула, как измученная жаждой лягушка без пруда. — Когда-то давно я верила, что звезды не предвзяты в своих поступках. Но если это не так, то зачем им даровать великую удачу отвратительному ящеру, который стремится терроризировать Солярию и всех ее добропорядочных фейри?

— Я не знаю, — вздохнула моя милая саламандра. — Может быть, звезды заботятся только о власти.

— Но если бы это было так, то мои дамы наверняка стали бы объектом их щедрот, — сказала я, и ответ затаился, словно прилип к основанию ракушки на корпусе лодки.

— Я могу сказать отцу, что мы не сможем встретиться с ним сегодня за ужином, — предложил Макс.

— Нет, я не могу лежать здесь, как продрогший чернослив, весь день и вечер, я должна встать и встретиться с Советником, который тебя породил. Но сперва я должна вернуться к моей леди и попросить у нее прощения за то, что бросила ее в трудную минуту. Сегодня я была отвратительной слугой, и я должна заплатить за свою бездарность прямо сейчас. — Я стремительно вскочила с постели, держа в руке виноградную плеть, разорвала рубашку и хлестнула себя по голой спине.

— Джерри! — рявкнул Макс, вскакивая на ноги и пытаясь схватить меня, но я была пружинистой, как сорвавшийся лист в ураган, танцуя то так, то эдак, нанося удары по спине и уклоняясь от него.

Он бросил порыв воздуха, подхватил меня и прижал мои руки к бокам, приближаясь ко мне, похожий на легендарного воина Рагуна.

Он схватил мою щеку своей ладонью, его глаза превратились в кружащийся океанский шторм, и я ударилась спиной о стену, когда он поймал меня, как краба в сети. Ох, стать бы мне его ракообразным…

Моя леди Петуния расцвела, как цветок в июне, и его взгляд упал на мои огромные груди, которые напряглись в темно-зеленом корсете, сплетенном мной из шелка росянки.

— Ты не можешь смотреть на меня так и не ожидать, что нырнешь в глубину моих дамских вод, — задыхалась я. — Отврати свой взгляд или исполни клятву, которая сияет в них, как звезда, в честь которой ты назван, Макс Ригель.

— Это означает «пожалуйста, трахни меня»? — он ухмыльнулся, и милостиво, эта улыбка была горой, на которую я хотела бы взобраться, похоронить свой флаг на ее вершине и объявить своей.

— Я не могу быть понятнее, — задыхалась я. — Отведи меня в камеру хранения Дэйви Джонса и разграбь мой сундук с сокровищами своим морским огурцом.

Он ловко расстегнул корсет, мои пышные груди вырвались на свободу, и он опустил свой рот, чтобы взять один из моих сосков своими сочными губами. Я вскрикнула, как фига на скрипке, мои руки зарылись в его темные короткие волосы, а затем пробежались по его спине. Я не могла выразить словами то, что заставлял меня чувствовать этот мужчина, словно еще не существовало слов, чтобы описать эти эмоции.