Я дернула его за волосы, заставляя его рот оторваться от бутона розы, и он посмотрел на меня с предложением в глазах, с предложением всего, о чем я только могла мечтать, чтобы подарить моей леди Петунии.

— Наслаждайся мной, как рыцарь армии Эстерберна. Захвати меня, как замок Норингтон, и погрузи свое оружие в мой ров, — задыхалась я.

Макс подхватил меня на руки, словно я весила не больше лютика, хотя я была крупной, вся в мышцах и изгибах, и бросил меня на кровать, сорвав панталоны с моей леди Петунии. Я лежала перед ним обнаженная, его глаза источали плотоядность, пока он заползал на меня, пытаясь прижать меня к себе, словно я была чайной ложечкой на его чайном подносе. Но я была чайным мастером в этой игре, и ему лучше бы поскорее усвоить это.

С возгласом «хай-я!» я закинула ногу на его бедро и вынудила его перевернуться под меня, захватив его запястья и обхватив ими мою талию. Я прикрепила их льдом к основанию собственного позвоночника, а затем приморозила его лодыжки к кровати.

— Джерри, — задыхался он, барахтаясь, как черепаха в хвостовой части.

Я спустила его штаны и погрузилась на его длинного Шермана, заглушая его жалобы, и его стоны наполнили воздух и смешались, как коктейль, с моими собственными, отдаваясь прелестям моей петунии. Я смочила руку водным Элементом, затем шлепнула его по щекам, заставляя его рычать, как гундергул.

Затем я поцеловала его, просунув язык между его губами, и он пробормотал какие-то слова, которые я не смогла расшифровать. Да, я знала, что доставляет ему удовольствие, даже когда он сам этого не знал, но мой Макси-Бой наслаждался пощечинами и шлепками не меньше, чем кнутом и плетью.

— Клянусь звездами, ты сводишь меня с ума. Я люблю тебя, Джерри, — задыхался он, пока я покачивала бедрами, сопровождая это джангл-дайвом.

— Люблю! — воскликнула я, откинув голову назад и насаживаясь на него так, как будто мне нужно было передать срочное сообщение, а между бедер у меня находился всего лишь простой пони. — Правда, я люблю тебя в ответ, несмотря на твои недостатки Наследника, твои корни, растущие из могучего дерева антироялистов, и твою грязную родословную.

— К черту все это, — серьезно сказал он, глядя на меня с блеском всех драгоценных камней короны в глазах. — Я серьезно, Джерри. Мы со всем этим разберемся. Я хочу тебя. Только тебя. Все остальное дерьмо — это просто политика.

— Да, — согласилась я. — И политика, возможно, когда-то и правила моими реками, но из земли проросли новые родники. Я пыталась сопротивляться тебе, мой дорогой дельфин, но, увы, судьба снова и снова гонит меня в твои воды. Плыви со мной, Макси-Бой.

Я задвигала бедрами быстрее, и его бицепсы вздулись, как две прекрасные рыбы, а голова подалась вперед, чтобы посмотреть, как он выгибается подо мной и показывает моей петунии весь масштаб своего дерзкого Даниэля. Он был самым большим из всех, с кем я до этого сталкивалась, хотя мне пока не хотелось доносить эту истину до его ушей, чтобы не позволить его голове обрести слишком большой размер. Но, ох, ох, он был обладателем морского зверя между бедер, и я приветствовала его глубоко в моем коралловом рифе, покачивая шеей и взывая о большем, хотя, пожалуй, я не могла взять большего, чем он давал.

Я поднялась на гребень волны и упала с криком, воспевая его, как дрозд, когда он отправил меня в сад экстаза. И когда я посмотрела на него, ошеломленного, сквозь затуманенные глаза, я поняла, что мы еще не закончили. Даже не близко. Мои перепела дрожали, мои сердцевины трепетали.

Я отдалась ему, осознавая, что это эгоистично, учитывая, что мир рушится за этими дверями, но сейчас я была слабой, слабой тряпкой, и все, чего я желала, — это мгновение в объятиях моего возлюбленного, прежде чем мне снова придется встретить день.

С каждой новой пыткой Ориону требовалось все больше времени, чтобы вернуться ко мне, и это разбивало мне сердце. Было что-то в этих ужасных орудиях, которыми Лавиния причиняла ему боль, что-то запятнанное, созданное из теней и жестокости, и это оставляло клеймо на его душе.

— Лэнс? — я пыталась привлечь его внимание к себе, пока он сидел у стены, раны на его голой груди наполовину зажили с тех кратких мгновений, когда Лавиния позволила Горацию исцелить Ориона. Она всегда останавливала его, не давая ему полностью освободиться от боли, которую она причиняла, пока синяки только расцветали, а порезы едва зарубцовывались. Горацию, похоже, это не волновало, он лишь хотел как можно скорее убраться подальше от нас с Орионом, стараясь вести себя так, будто нас не существует.

Глаза Ориона не отрывались от прутьев клетки, выражение его лица было пустым.

— Поговори со мной, — призвала я, придвигаясь ближе и беря его за руку, но его пальцы не реагировали на мои.

Я пыталась оставаться сильной, но мой гнев из-за того, что он поставил себя в такое положение с Лавинией, всегда будоражил Теневого Зверя. Иногда, когда эта женщина разрезала его тело, я теряла контроль. Чудовище вырывалось из моей кожи, и я бросалась в ямы тьмы его разума, попадая в вихрь гнева.

Казалось, с каждым днем моя способность сдерживать чудовище ослабевала, и я не знала, сколько еще пройдет времени, пока оно не овладеет мной полностью. Это был страх, который я не смела озвучивать. Если жертва Ориона окажется напрасной из-за моей неспособности остановить Теневого Зверя, я никогда себе этого не прощу. Об этой реальности не хотелось думать. У меня была одна задача, и Орион рассчитывал на меня. Я не могла его подвести.

Я снова сжала руку Ориона, но не получила никакого ответа. Боль от того, что на моих глазах его разрывали на части, была выше моих сил, и как бы я ни старалась быть храброй, все, что я чувствовала, — это разрывающую мой разум пропасть, наполненную местью и смертью. Я отсчитывала следы, оставленные на моей паре, обещая вернуть их Лавинии в десятикратном размере со всеми мучениями, которые я только могла ей предложить, но от этого не становилось легче, потому что это ничего не меняло здесь и сейчас.