– Я попросила Адама побыть моим папкой, пока я не выздоровлю, - хвастается Васька, а я ушам своим не верю. Ошеломленно смотрю на задумчивого Туманова и задерживаю дыхание, начиная обратный отсчет.

Только бы не взорваться.

Не в больнице. Не при детях.

– Ого! – ревниво тянет Ксюша. – А нам можно тоже? – умолкает в ожидании ответа, а черный взгляд Макса летит в нашу сторону.

Адам отвлекается от главного врача – и я перехватываю его взгляд. Смотрим друг другу в глаза долго, пристально, буквально превращая в пепел. Мрачнеем одновременно.

Каждый думает о своем, но буря внутри кипит одинаковая. Плещется, обжигает и… ранит.

– Так, что происходит? – шипим мы друг на друга практически в унисон.

Адам

Она смеет спрашивать, что происходит? И смотреть на меня при этом так злобно, будто я жестко накосячил? Где у Агаты режим грозной мамочки отключается? Ее саму впору по попе отшлепать за неадекватное поведение! И сейчас я на грани того, чтобы сделать это прямо в больнице. При всех.

Я, между прочим, полночи с ней возился, на руках таскал, так еще от ее агрессивных родителей целым и невредимым выбраться пытался. О Васене позаботился.

А остаток времени дома провел с телефонной трубкой под ухом. Стойко выдержал сказку про принцессу и дракона, даже вставлял сонное "угу" в паузах, но вырубился под утро на заунывной колыбельной. Со стороны Васьки это было весьма коварно. Ликвидировала меня в две ноты.

Благо, пожалела и позволила поспать. Минут десять… А потом опять звонок, писклявый голос медсестры – и я на автопилоте полетел в больницу. Потому что Василисе нужна была помощь с переездом с обычную палату. Так при этом я еще и радовался, как идиот. Нет… Скорее, как настоящий отец. Что странно, непривычно и… наверное, неправильно.

– Это такая игра, зайки, - Агата продолжает уничтожать меня презрительным взглядом, но ее голос при этом звучит нежно. Она прикрывает глаза на секунду, подавляя эмоции, протяжно выдыхает через сложенные трубочкой губки – и растягивает их в улыбке. Только после этого поворачивается к детям: - Все понарошку. Несерьезно, - лепечет игриво. – Попрощайтесь с дядей Адамом, его смена закончилась. Нужно позволить ему отдохнуть, согласны?

– Пока, Адам, - машут мне ручонками тройняшки. Вымученно улыбаюсь им в ответ, поднимаю ладонь и головой качаю неопределенно.

– Я не устал, - бубню тихо, чтобы слышала только Агата. – Или мешаю тебе с главным заигрывать?

Получаю в ответ черный взгляд-выстрел, с разбушевавшимся огнем на дне преисподней. Парирую ненавистной ею кривой ухмылкой. И закашливаюсь от резкого толчка ладошкой в грудь. Откуда столько силы в хрупкой на вид женщине? И какого черта она выплескивает свой гнев на меня?

Сама пять минут назад с врачом в коридоре зажималась вместо того, чтобы к дочери больной спешить. Я еще гадал, почему Агата опаздывает. А у нее, оказывается, «дела неотложные». Срочно себя выгодно пристроить надо? Стерва легкомысленная, как все бабы. И меня виноватым в чем-то выставить пытается.

Нагло перехватывает мою поднятую руку, специально со всей дури врезается ногтями в ладонь – и выводит меня из палаты. На ходу кивает медсестре.

– Будьте добры, побудьте пару минут в палате, - ее просьба звучит строго, как приказ. И девчонка в голубом медкостюме не рискует ослушаться. Бросает свои дела и скрывается за дверью с детьми. – А ты мне сейчас же объяснишь, что ты здесь делаешь и чего добиваешься… - шипит на меня нахалка, но я накрываю ее вредный ротик свободной ладонью. Впиваюсь пальцами в пылающие щеки.

Боковым зрением замечаю, как открывается дверь кабинета главного, - и толкаю фырчащую Агату в противоположном направлении. Будто подсознательно защищаю свою добычу от другого хищника. Прячу от конкурента, мать его.

Затащив чертовку в одно из помещений, наваливаюсь на дверь плечом. Оглядываюсь мельком и, убедившись, что вокруг нет никаких свидетелей, кроме горы сложенного больничного постельного, я отпускаю Агату. Вот теперь она может орать на меня – в подсобке вряд ли кто услышит.

Но стоит ей разомкнуть губы, как я сам иду на опережение.

– Ты не офигела, дорогая? – предъявляю ей таким тоном, будто мы лет десять женаты. Однако мне плевать. Я мучаюсь от недосыпа, головной боли, голода и, черт возьми, какого-то паскудного жжения в груди.

Горит все внутри. Будто лука с болгарским перцем переел - и изжога от непереносимости этих продуктов внезапно накатила. Но нет. Все из-за того, что я Агату с тем павлином застал.

Бесят оба!

Прищурившись, раздраженно смотрю на взбудораженную чертовку. Наблюдаю, как кусает и нервно облизывает пересохшие губы. И не знаю, чего хочу больше: поцеловать ее или удавить собственными руками.