Не поднимаясь со стула, выбрасываю руку, чтобы ухватить чертовку за тонкое запястье, но она уворачивается. Продолжает раздраженно и бездумно цокать каблуками, меряя шагами пол.

Упираюсь локтями в колени, наклоняюсь и пальцами массирую виски. В глазах рябит от ее передвижений. И тошнота идиотская никак не проходит, лишь усиливается.

– Не могу! – фыркнув на меня, следом всхлипывает. Яростно стирает слезы со щек, но они вновь прокладывают дорожки по розовой коже.

Агата такая ненормальная с того момента, как застала нас с Васькой в палате. Подслушала, видимо, часть разговора. И теперь злится. На ситуацию, на грубых сотрудников детсада и жестоких детей, на болезнь дочки. На меня…

Злится и плачет.

И с каждым новым шагом что-то будто с хрустом ломается внутри нее.

– Хватит! – рявкаю и подскакиваю с места.

Запомнив в точности траекторию пути, по которому все это время металась Агата, я ловлю ее на середине коридора. Притягиваю к себе так быстро, чтобы не успела выкрутиться. И обнимаю крепко.

– Ты изводишь себя, - чувствую, как она обмякает немного в моих руках.
– Этим ты Васене не поможешь.

– Пусть мне разрешат с ней ночевать, - выдыхает мне в грудь, уткнувшись носом. Клянчит, как ребенок, будто я могу решить все ее проблемы. Да я с собственными разобраться не в состоянии!

– Нельзя, ты же сама понимаешь. Пока нельзя. Может, завтра уже переведут в обычную палату, - уговариваю, поглаживая по содрогающейся спинке.

– Знаю, - соглашается. – Спасибо тебе за все, - отстраняется Агата неожиданно.
– Езжай домой, Адам.

– Не могу, - припечатываю ее же фразой и опять заключаю в объятия.

Замираю, с каким-то болезненным чувством наслаждаюсь ее теплом. Эгоистично воспользовавшись слабостью и податливостью Агаты, прижимаю ее ближе и зарываюсь рукой в длинные, до пояса, шикарные волосы, собираю их в кулак.

– Все хорошо, состояние стабильное. Василиса спит, - голос дежурного врача пробивается сквозь шум в ушах. – Можете ехать домой, утром навестите.

– Нет, - упирается глупая чертовка.

Подталкиваю ее к стульям, заставляю присесть и хоть немного отдохнуть. Сам же втайне прошу у медсестры на посту успокоительное.

– Пей, - приказываю через несколько минут и протягиваю Агате пластиковый стаканчик со слабым чаем из автомата.

Сурово стреляю в нее предупреждающим взглядом, чтобы не вздумала сопротивляться. И она слушается. Выпивает эту бурду вместе с растворенным в ней успокоительным.

Чертовка убьет меня, если узнает. Но это будет потом. А сейчас она устало укладывает голову мне на плечо – и через некоторое время засыпает.

Четко отдавая себе отчет в том, что с этого момента я живой труп, я несу Агату к машине и везу домой. Тяжелый день, перенасыщенный эмоциями и страхами, сделал свое дело – чертовка отключилась. И дело не только в успокоительном. Заряд сел в этой дерзкой батарейке, силы иссякли. У меня, если честно, тоже…

В дом заношу Агату на руках, нагло шикаю на встретившую нас Бересневу, кивком спрашиваю, где спальня, и осторожно поднимаюсь по лестнице. Укладываю чертовку в постель прямо в одежде, неловко укутываю ее в покрывало.

Приседаю на пол возле изголовья. Кошусь на смятую ткань, что бесформенной кучкой лежит на хрупком теле Агаты. Нахожу уголок покрывала, тяну аккуратно. Я никогда не заботился о женщинах. Так что для меня и это уже подвиг.

– Васька? – сквозь сон лепечет Агата.

Слышу тонкий всхлип – и моя рука невольно касается ее щеки, поглаживает невесомо.

– Тихо, она спит. Разбудишь, - лгу я, копая себе могилу все глубже. Агата мне утром шею свернет за то, что я ее увез.

Но пока что она мычит что-то удовлетворенно, поворачивается набок, сбив покрывало, которое я так долго и осторожно равнял, и устраивается удобнее на подушке. Носом трется о сатиновую ткань в мелкий цветочек.

Дождавшись, чтобы Агата крепче заснула, и осмелев, я очерчиваю пальцами линию ее подбородка, спускаюсь к шее и ключице.

Останавливаюсь, услышав скрип двери за спиной, и рывком поднимаюсь на ноги.

Покидаю спальню с невозмутимым видом. Будто это не я, а другой Адам пару мгновений назад чуть ли не сорвался – и не лег с Агатой, чтобы обнять ее и остаться до утра. Без каких-то пошлых мыслей. У меня на них элементарно сил нет.

Просто чтобы побыть рядом, когда нам обоим это необходимо…

– Как Василиса? – холодно уточняет Береснева, хотя сама в курсе. Телефон оборвала, пока мы в больнице были, медперсонал похлеще меня на уши подняла. И даже намеревалась приехать, но Агата отговорила. При этом не назвала фамилии главного врача, скрыла от матери, что пересеклась со "старым знакомым".

Машинально повторяю слова лечащего, будто с диктофона воспроизвожу, а сам не могу отвести глаз от черной макушки, что появилась в дверном проеме одной из комнат. Макс затаился и прислушивается к нашей беседе.