Топот маленьких ног, скрип двери, радостное Ксюшино «привет» и сдержанный кашель Макса – все это заставляет меня очнуться.

– Солнышки, вы куда? – спохватываюсь я и лечу следом.

Недалеко от входа в палату сталкиваюсь с Макаром, чувствую его руки на своих предплечьях, тонкие, длинные пальцы, что щупальцами впиваются в кожу. Но впервые за долгие годы меня это не волнует. Не трогает. Не прошибает током.

Плевать на него. Все внимание обращено на… папочку.

Я настолько поражена и растеряна, что не успела даже медсестру переубедить. Нет у нас никакого папы. Однако при Макаре предпочитаю об этом умолчать. Не хочу в очередной раз показывать ему свою слабость. Он запомнил меня разбитой, бракованной и бесполезной.

Я не лучше Адама сейчас, но я подло скрываю правду, сохраняя иллюзию семьи. Настоящей и полноценной, которой у нас с тройняшками на самом деле никогда не будет.

– Привет, Агата, как ты? Успокоилась немного? – произносит главный врач участливо, поглаживая меня успокаивающе. – Я как раз хотел навестить твою дочь. Думал, может, помощь малышке нужна с переводом в другую палату, - бубнит, наклоняясь к моему лицу.

Все, чего я желаю, чтобы он заткнулся и исчез. А ведь когда-то я с открытым ртом ловила каждое его слово. Восторгалась его успехами в мединституте, с упоением слушала истории из практики, радовалась любому знаку внимания, каждому прикосновению. Таяла рядом с ним и… обожала его. Слепо, безгранично, отдавая себя без остатка.

А сейчас…

Я отворачиваюсь и гипнотизирую взглядом мощную спину совершенно чужого мужчины, который недавно ворвался в нашу с тройняшками жизнь и перекроил ее с легкостью. Не знаю, чего хочу больше: свернуть ему шею, чтобы не смел больше диктовать свою волю и играть нашими чувствами, или обнять так, как делает это Ксюша в этот самый момент.

– О, принцесска? – недоуменный хриплый шепот адресован не мне, но поражает мою душу, мелкими разрядами парализуя все тело. – И вы здесь, Максим? – мой сын принимает сдержанное мужское рукопожатие, которое внезапно тоже превращается в объятия. – Привет, бука, - бархатный смех добивает меня.

Снова плавлюсь. Как восемь лет назад. Но не от близости Макара. Она, наоборот, душит и вызывает отторжение.

Причина в другом мужчине. Одиноком, невыносимом, абсолютно непонятном для меня, диком и хронически свободном.

Который, наверное, мог бы стать хорошим папочкой…

Очнись, Агата! Это же Адам! Самовлюбленный эгоистичный сноб, который идет по головам ради достижения поставленной цели! Он шантажировал тебя, хитростью вынудил помогать ему!

А еще был рядом вчера, когда ты так нуждалась в поддержке, отвез домой, а сам ни свет ни заря примчался к твоей дочери, перенес ее вещи, разложил в шкафу и тумбочке, правда, немного небрежно.

И…

Скольжу взглядом по кровати, замечаю открытую коробку и крошки теста вокруг нее…

Заказал Ваське пиццу?

Хмурюсь, сводя брови напряженно.

– Мам? – с набитым ртом мычит дочь и, спохватившись, прячет недоеденный кусочек, что держала в руке, под простынь, пачкая ткань. Отбирает второй у Адама – и отправляет его туда же, заметая следы. Накрывает коробку, шикая на брата с сестрой, которые как раз нацелились на любимую еду. Сжав поблескивающие от кетчупа губы, Василиса улыбается виновато, а сама взглядом Туманову знаки подает. Предупреждает об «опасности» в виде меня.

Адам поворачивается неторопливо, садится вполоборота, упираясь кулаком в колено. Тепло усмехнувшись, медленно сканирует меня взглядом, который тут же леденеет, заодно замораживая и меня. Улыбка мгновенно сползает с красивого, но уставшего и немного помятого лица.

Рывок – и Туманов уже на ногах. Молча и хмуро приближается, по пути складывая руки в карманы.

– Нам есть, кому помочь, - вспомнив о том, что я до сих пор в руках Макара, резко отстраняюсь. Обхватываю себя за плечи, будто хочу стереть с себя следы его прикосновений. Скрыть. От Адама? Да мне все равно! Как и ему!

– Вижу, - буркнув сердито, главврач наконец-то отходит от меня. Удивленно изучает детей, будто никак не может принять тот факт, что их у меня трое. Ведь сам на мне крест поставил как на женщине. – Еще раз доброе утро, - бросает небрежно Туманову, словно пощечину на расстоянии ему отвесил.

– Обход уже был, так что мы в ваших услугах больше не нуждаемся. Надо будет – позовем, - грубо и нагло осекает его Адам.

Он разговаривает с врачом, будто это его личный водитель или прислуга. Я не одобряю подобной манеры общения. Пытаюсь остановить, но тот злится еще сильнее. Источает агрессию и давит темной энергетикой.

Не понимаю, почему Туманов ведет себя по-хамски. Впрочем, это ведь привычное для него состояние. Вежливость – не его прерогатива.

– Всегда готов вам помочь, Агата, в знак старой дружбы, - Макар неожиданно переводит взгляд на меня. – А также уважения к вашей матери и особого отношения к вам лично, - улыбается сдержанно и, развернувшись, уходит в сторону своего кабинета.

Туманов долго смотрит ему вслед, мысленно расстреливая из автоматной очереди. Тем временем я наблюдаю за детьми, которые, пользуясь моментом, располагаются на кровати, с трудом умещаясь на краю, чтобы не касаться больной ноги Васьки. И начинают делить пиццу.