— Привет, Юль, — плетью по нервам прозвучал его голос.

Набрала в грудь побольше воздуха и обернулась. Если этот разговор должен состояться, так тому и быть — поговорим.

Мерные постукивания чайной ложечки о стенки кружки только сгущали напряжение, которое витало на кухне.

Бам, бам, бам…

Я засела в углу между столом и стеной, на противоположной стороне от собравшихся, и невольно сжалась на стуле. Некогда удобная сидушка, с мягкой подушечкой, которые я выбирала среди десятков пестрого разнообразия, сейчас приносили дискомфорт и я никак не могла усесться удобнее. Ерзала и смотрела, как веревочка пакетика заварки закручивается вокруг ложечки.

Гриша выступал в роли этакого парламентера между мной и мужчинами. Гостеприимно усадил всех за стол, приготовил чай-кофе, достал конфеты, печенье, которые готовила сегодня для племянников, словом делал все то, что должна делать хозяйка в доме, но не могла. Я пыталась взять себя в руки, включить невозмутимость — ведь точно знаю, что ничего не делала, но страх вылился в мандраж, пробирающий до костей и заставляющий руки трястись нервной дрожью. Обвинение в шпионаже — это все, начиная от штрафа и пинком на выход с черным билетом, до реального срока. И к этому сложно относиться невозмутимо, тяжело не реагировать и не беспокоиться, когда дело касается твоей жизни, будущего, всего.

— Юля, я думаю сахар уже растворился, — Гриша аккуратно поймал мое запястье и отобрал ложечку.

— Почему здесь нет адвоката? — вскинула взгляд на мужчину, хватаясь за рукав его кофты.

Он первый, за последние минут десять, на кого я посмотрела. Окно, пол, стол, кружка — куда угодно, лишь бы не на Сашу. Уверена, глаза-предатели кинулись бы первым выискивать именно его.

— Он вам не понадобится Юля, — уверенно, без заминки, так, что Гриша не успел даже рта раскрыть, ответил на мой вопрос Геннадий Юрьевич, — позвольте прояснить, вас никто не обвиняет. Более того, мы уверены, что это сделали не вы.

Повернулась на голос. Мужчина сидел расслабленно откинувшись на стуле и даже улыбался одними уголками губ, по-доброму, без тени издевки, злости или пренебрежения. Не сдержалась, мазнула взглядом по Давиду и Саше — а ведь так старалась этого не делать — и увидела у них аналогичные выражения на лицах.

И что это значит? Что значит, знают, что сделала это не я? А что тогда все это было? В кабинете у Маркуши они ничего подобного не говорили.

— И почему же это не я? У меня было время и возможность, — противоречила сама себе. Не понимала, что со мной происходит, вроде нужно радоваться, но не получалось. — Да и я уже такое делала, почему бы не повторить? — не удержалась, выпалила мысль, ядом крутящуюся в голове с момента, как снова увидела Сашу в кабинете нового шефа.

Саша выдержал мой колючий взгляд, который я бросила на него, только губы поджал, переставая улыбаться:

— Это не ты. Не сейчас, не три года назад. Я знаю.

От его глубокого голоса по телу побежали предательские мурашки.

Нервно хохотнула, качая головой — три года назад бы услышать эти слова. Вместо его холодного взгляда, в котором бегущей строкой было написано “предательница”, увидеть бы то, что я вижу сейчас: грусть, теплоту, нежность. И сидеть бы вот так за столом, обсуждая, что же на самом деле произошло. Тогда, а не сейчас. И все бы было по другому. Сейчас, ничего кроме горечи не чувствовала. Ни радости от того, что он мне верит, ни облегчения, от того, что знает о моей невиновности — ничего.

— О прошлом вы поговорите позже, — прервал наши гляделки Геннадий Юрьевич.

— Не о чем говорить, — бросила резко в ответ.

Тогда, три года назад, было сказано достаточно. Сейчас уже слова все излишне. Да и что они дадут? Ничего.

— Юль, давай ты меня отпустишь, мы все сядем и спокойно поговорим. — это уже Гриша аккуратно отцеплял мои пальце от своей кофты.

Только сейчас поняла, что держала его все это время. Друг отошел от меня лишь на пару секунд, закинул чайную ложку в раковину и вернулся обратно, устраиваясь рядом со мной. Поймал мои беспокойно стучащие по коленке пальцы и сжал в своей большой руке. Стало легче — выдохнула. Видела, как губы Саши дернулись в горькой усмешке.

— Юля, — его голос звучал глухо, — мы с самого начала знали “кто?”, “зачем?” и “как?”. Увы, тот, кто это сделал, решил подставить тебя и нам пришлось принять условия его игры, иначе он просто бы сбежал. Как только вещественные доказательства на него будут собраны, правда будет обнародована. Ты ничего не делала и мы это докажем, дай только время…

Удивительный орган сердце. Каждую минуту каждого дня работает без отдыха, стойко переживая каждый катаклизм, который происходит с его хозяином. Мое сегодня работало на износ — больше часа, пока сидели и обсуждали все в мельчайших подробностях, билось тахикардией и только, когда уже уходили, замерло, замедлилось и даже будто стало медленней гонять кровь пенам, после хлопка двери.

И даже после этого перед глазами стояла картинка, как Саша не отводил от меня взгляда, пока я трясущимися руками закрывала дверь, а в груди разрасталась пустота.

Только уткнуться в подушку и поплакать не вышло — Мишке и Машке стало скучно и нужно было придумывать новое развлечение. А этим же вечером встречала Леську, которая, как ураган, набросилась с расспросами и отпустила нас обеих спать только под утро.

И если я надеялась, что на этом “приключения” закончились, то зря. Дальше начался ад длиной в неделю. Оскорбления от недовольных коллег, с которыми раньше неплохо общались, угрозы Маркуши, который “сокрушался” от моей подлости — мое имя “прогремело” на весь этот городок.