В тот же вечер Катя привела к ним Владика.

— Пока живите в шалаше. Еще раз напоминаю: без моего разрешения Владик не должен появляться в доме, — приказал Тимофей Петрович.

Растерянный Владик стоял опустив голову, стараясь не расплакаться. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким и беззащитным.

— Пойдем! — Юрась сердито дернул его за руку. — Пойдем в шалаш. Нечего нам здесь делать!

Со дня возвращения Тимофея Петровича прошло две недели. За это время Владик ни разу с ним не встретился. Он помнил запрет и в доме не появлялся. Юрась же приходил в дом только за едой.

Несколько раз Юрась отправлялся, как он говорил, "в разведку". Пробравшись почти к самому дому, он прятался в кустах. Он видел, как приходил Сиволоб, как полупьяный полицай Гармаш развязно хлопал отца по плечу и чему-то смеялся. И отец тоже хлопал полицая по плечу и тоже смеялся.

Несколько раз он видел Екатерину Васильевну. Она всегда приходила с небольшой корзинкой. С такими корзинками местные колхозницы и ребята ходили в лес за грибами. Екатерина Васильевна оставалась в доме всего несколько минут, но вскоре она совсем перестала появляться. Юрася это почему-то огорчило. Однажды, придя в дом за хлебом, он не выдержал и спросил:

— Почему не приходит больше Екатерина Васильевна?

Тимофей Петрович вздрогнул:

— Откуда ты знаешь, что она раньше приходила?

— Видел… — неопределенно ответил Юрась. Он не мог обманывать отца, но и сказать правду, признаться, что он тайно следит за ним, тоже не хотел. Чтобы уйти от ответа, он спросил: — А вдруг ее немцы арестовали?

— Катя не приходит, потому что переехала в Гладов. Поступила там на работу… Машинисткой в полицейское управление.

Юрась всегда считал, что "полицейский" — бранное слово. И вот, оказывается, Екатерина Васильевна служит теперь в полиции, — значит, она заодно с теми, кто убивает коммунистов и комсомольцев. Потому, видно, она и к отцу ходила: все предатели заодно!

И вдруг он вспомнил:

— Она знает, что Владик у нас! Знает, что он… она его выдаст!

— Не выдаст…

— Почему? Откуда ты знаешь?

— Побоится… Сама же привела его к нам. Если немцы пронюхают об этом, у нее тоже будут неприятности…

— Все равно она предательница! Вернутся наши, они ей покажут.

Тимофей Петрович понял: угроза относилась и к нему. Он повел широкими плечами и сердито проговорил:

— Прошу тебя, нет, не прошу, а приказываю: перестань за мной шпионить! Понял? — И, не дожидаясь ответа, ушел в дом…

Юрась не торопился возвращаться в шалаш. Он лежал в кустах и раздумывал: говорить или нет Владику об Екатерине Васильевне? Владик тоже испугается, что она его выдаст. "Надо рассказать", — решил он и вдруг увидел сквозь кусты, что Тимофей Петрович вышел из дому и уселся на высокий дубовый пень.

Тимофей Петрович сидел опустив голову, бессильно свесив меж колен большие руки. Он казался сейчас таким одиноким и несчастным, что Юрасю вдруг стало его жаль. Но чувство это мгновенно исчезло: в памяти возникла сцена в доме тети Сани, когда староста Сиволоб тряс отцу руку и отец улыбался изменнику…

Посидев немного, Тимофей Петрович поднялся и направился по тропинке, проходившей у самого "наблюдательного пункта". Он остановился так близко, что Юрась заметил, что лицо его внезапно стало настороженным. Послышались чьи-то шаги. Навстречу отцу шел старик нищий. Он опирался на толстую суковатую палку, через плечо его висела сума. Нищий снял замызганный картуз и поклонился.

— Здоровья пану Марченко!

Тимофей Петрович удивился:

— Не припомню, где встречались…

— Это не беда, — сказал весело старик. — Может, мы и вовсе не встречались. Скажи лучше, как пройти до деда Кручины.

— Не знаю, — отрывисто сказал Тимофей Петрович.

Юрась удивился: отец отлично знал, где живет почтальон Кручина.

— Не знаешь — и не надо, — сказал нищий так же весело. — Всего человеку знать не можно. — И вдруг ни с того ни с сего спросил:

— Вы не скажете мне, какая завтра будет погода?

— Вы спрашиваете, какая завтра будет погода? — услышал Юрась ответ отца. — Это — как бог даст. Сегодня поживем — завтра увидим.

— Так-то лучше, — непонятно к чему сказал старик. — Я к тебе от Греты.

— Пойдем в дом, — приветливо сказал Тимофей Петрович.

— Не время, голубь, гостевать мне, — отвечал старик. — Перевяжу обувку да и пойду дальше. Мне еще до Кручины надо.

Он отошел в сторону, прислонился к дереву и стал переобуваться. Теперь до Юрася долетали только отдельные слова нищего:

— Грета велела предупредить… проверяют… из себя он, значит, такой…

Старик переобулся, перекинул за спину суму. По жестам отца Юрась догадался: Тимофей Петрович показывал путь к почтальону Кручине.