Ему все-таки была нужна ее помощь. Шербера по кивку Олдина поднялась и указала Прэйиру на свободный лежак чуть поодаль. Взяв чистое полотно, воду и целебную мазь, она вернулась и, опустившись подле своего спутника на колени, принялась за дело.

Рана Прэйира зажила бы быстрее, если бы он сразу позволил ей помочь ему. Он был силен, как огромный черный конь Фира, но бок был взрезан глубоко, а шли они каждый день, и ночь, и даже притом, что не ехали верхом в последние два дня, рана наверняка причиняла ему боль.

— Упрямец, — пробормотала Шербера себе под нос, обмывая рану и кожу вокруг теплой водой и оглядывая аккуратно наложенные швы.

Слава Инифри, все заживало. Она наклонилась и осторожно понюхала рану. Запаха нет, хоть вокруг швов еще и сохранилась краснота и плоть была рыхлая. Но это скоро пройдет.

— Все вы упрямцы: и ты, и этот воин. — Она по-прежнему не поднимала на него глаз, но продолжала высказываться, накладывая мазь. — Ждете, когда станет совсем плохо, когда упадете с лошади на песок, когда начнете гореть в земляной лихорадке…

— Акрай, я позвал тебя, чтобы ты перевязала меня, а не для того чтобы выслушивать глупости, — оборвал ее он.

Но теперь, когда он знал, ее робость куда-то исчезла. Шербера подняла голову и яростно уставилась прямо Прэйиру в лицо.

— Ты прекрасно знаешь, что это не глупости. Тебе следовало попросить меня.

— Моя рана хорошо заживает.

— Благодаря Олдину, а не твоему упрямству.

— Мои раны заживали и без помощи этого… — Он сдержался. Она даже удивилась. — И ты не очень переживала о них, когда фрейле приказывал мне научить тебя владеть мечом.

— Ты вызвался сам, — напомнила она.

— Ты могла отказаться.

— Я же сказала тебе, что никогда… — Настала ее очередь сдерживаться.

Шербера едва ли не шипела от злости, пока обрабатывала рану и накладывала повязку. Он отмахнулся от ее магии, отмахнулся от ее слов, отмахнулся от ее чувств.

Она имела право злиться.

Она поднялась с колен, поправляя рубицу, и уже открыла рот, чтобы сказать, что перевязка закончена и Прэйир может идти, когда он неожиданно удержал ее, ухватив рукой за запястье.

Не резко и не жестко, так, чтобы если она захотела, то смогла вырваться из его хватки. Шербера знала, что Олдин сейчас смотрит на них, как смотрят и другие немногочисленные раненые и лекарки, но не поэтому она послушно замерла, ожидая, что скажет ее спутник.

А именно потому, что в любой момент могла высвободиться и уйти.

— Фрейле сказал мне, чего ты хочешь.

Она смело встретила его взгляд.

— Он приказал тебе? Я хотела сначала поговорить с тобой сама.

— Я бы не стал тебя слушать

Ее глаза расширились от его честных слов. Пальцы, обхватившие ее руку, чуть расслабились и поползли к ладони, сжали и чуть приподняли ее руку, снова показывая — напоминая — и ей, и ему о том, почему Шербера не может держать меч.

— Как они это делали?

Она сглотнула комок в горле.

— Акрай. — Прэйир был непреклонен. — Мне нужно знать, как они это делали.

— Рукояткой меча, — сказала она еле слышно. — Сайам заставлял меня класть руку на камень, кто-то удерживал меня, кто-то прижимал к камню мою ладонь, а потом они ударяли по пальцам и…

— Ты не должна рассказывать об этом.

Шербера и не заметила, что рядом с ними стоит Олдин. Его фиолетовый взгляд встретил грозовой взгляд Прэйира, и ей показалось, что в палатке стало темнее и запахло молниями.

— Иди и займись делом, полукровка, — выплюнул Прэйир, но Олдин не сдвинулся с места. Его тонкая рука легла на плечо Шерберы, и голос, хоть и заговорил он тихо, зазвенел:

— Зачем ты спрашиваешь ее, воин?

— Затем, что мне придется сделать так же, — сказал Прэйир очень спокойно. — Или ты знаешь другой способ выправить сломанные пальцы, целитель?

Олдин ничего не сказал на это, хотя Шербера знала, что ему есть, что сказать. А сам Прэйир был так спокоен, что это ее даже пугало.

Было ли причиной то, что она ему сказала? Пожалел ли он — о, как она ненавидела это слово, как она ненавидела жалость к себе! — влюбленную в него акрай или просто решил подчиниться приказу, который не мог не исполнить?

— Не время и не место обсуждать это, — наконец сказал Олдин им обоим, оглядываясь на лекарок, которые старательно делали вид, что занимаются своим делом. — Ты голодна, Шерб?