– А ты подала мне отличную идею, птичка, - лыбится, как блаженный.
– Теперь я обязательно буду навещать тебя перед сном, чтобы почитать сказку.

Сталкер намотал несчастного монстра себе на шею, как шарф, и его совсем не беспокоит внимание прохожих, гадающих, как низко ещё может пасть та самая Ника из той самой группы. Так и вижу новые сплетни о романе с каким-то чокнутым.

– Кстати, твоя мама отчиталась, что рабочие всё установили, - как бы между прочим напоминает он, пристраиваясь рядом, пока я пытаюсь уйти.
– Лёня в восторге от этой потрясающей женщины, хотя его сложно поразить чем-то, кроме оружия.

– Да. Она лучшее, что случалось со всеми.

Мы проходим мимо закутка со служебными помещениями, и меня внезапно утягивают за собой, скрывая от любопытных глаз.

– Тебе запахи парфюма в голову ударили?

– А теперь серьёзно, птичка, - в голосе больше нет веселья, и мне как-то не по себе от этой резкой перемены, потому что взгляд сталкера совсем другой — совсем незнакомый, — а его рука в опасной близости от моего горла.
– Обстоятельства меняются слишком быстро, и теперь я не могу дать тебе больше времени.

– О чём ты?

Поглаживает шею большим пальцем, прослеживая мой подскочивший пульс, а мне опять не хватает воздуха.

– Завтра нам надо быть на одном мероприятии вдвоём — нужно показать серьёзность наших намерений и бабушке, и всем остальным.

– Хочешь сказать, я теперь не могу отказаться?

– Попробуй, - словно вызов бросает, наклоняясь к моим губам, но не касается их, а во мне борются два желания — чтобы прекратил, и чтобы продолжал.
– И тогда в твоей жизни наступит настоящий ад.

Да что он вообще знает об этом…

– Ты правда считаешь, что сможешь мне его устроить?
– усмехаюсь, ловя губами его дыхание.

– Не я, - звучит почти с сожалением, - но твоя задница будет гореть.

Наглые ладони сдавливают ягодицы, а сам он вжимается в меня так, что я мгновенно ощущаю все выступающие твёрдости его тела, и чувства обостряются. В голову ударяет кровь, резко стремясь ниже — туда, где мы соприкоснулись, будто примагниченные друг к другу, и это будоражит.

Сталкиваемся взглядами, и сталкер всё решает за нас двоих. Целует, подавляя любую мою будущую попытку остановить его, но у меня даже сил нет — они все словно покинули тело, отдавая его на растерзание чудовищу, так яростно пьющему мою жизнь в тот момент, что даже колени подгибаются.

Что вообще происходит и как это остановить?

Кажется, я сама вцепляюсь в его волосы, путаясь пальцами в этой густой гриве. Стону неразборчиво ему в рот, и Михаэль притискивает меня к себе так, что воздух окончательно покидает лёгкие, испаряясь вместе с остатками моих мозгов.

– Сколько?
– лихорадочно шепчет, лаская шею губами и языком.
– Сколько тебе нужно, чтобы ты прекратила всё это?

Слова отрезвляют не сразу. В голове ещё сладкий туман, но постепенно до сознания доходит, что так быть не должно.

– Что?

– У тебя всё будет, птичка — вообще всё, понимаешь?
– пытается донести до меня, удерживая за плечи.
– Назови цену и прекратим это.

И я ещё хотела быть с ним искренней?

Да он же даже не скрывает уже, что просто покупает меня, и плевать ему на всё…

Не знаю, как хватает сил избавиться от его тяжёлых рук, не наградить очередной пощёчиной, но сталкер явно не понимает, что не так.

– А вас — мажоров где-то учат быть такими уродами или это наследственное? Теперь понимаю, что ты недалеко ушёл от брата.

Со злостью стягиваю несчастную игрушку с его шеи, не обращая внимания на потемневший взгляд и напрягшиеся скулы, а потом бодро шагаю прочь, подхватив свои пакеты.

Если я и соглашусь на такую сомнительную аферу, мы поубиваем друга прежде, чем что-то вообще получится!

Михаэль

Есть такие звонки, которые разбивают твой мир к чертям.

Когда птичка набрала меня посреди ночи, я не поверил, что это в реальности, но сразу пришло понимание — не к добру.

Подобное со мной уже происходило, и переживать этот бесценный опыт заново оказалось так хреново, что я не помнил, как сел в машину, помчавшись к Нике ночью, едва не сбив кого-то по пути.

Думал самое худшее, а оказалось это просто предвестник дерьма, которое только собирается обрушится.

И ведь умом понимал, что с птичкой надо провести конкретную беседу, пока не дошло до критичной точки, но её долбаное упрямство сводило мою адекватность к минимуму, и я забывал обо всём…

Пробраться в дом двух одиноких женщин мог кто угодно, но у меня не было сомнений в личности преступника. Вернее, я мог представить урода, вообразившегося себя неуязвимым, только это не помогало успокоить разбушевавшегося внутри Фантомаса.