— Хорошо, — согласился Олли без возражений. И это принесло мне такое облегчение, что я едва сдержалась, чтобы не расплакаться. — Я уже сказал твоему парню, пока ты была в душе, но… прости, что испортил тебе вечер, — продолжил он, и мужчина, сидевший на полу между моих ног, тот, чья голова покоилась на моем бедре, а рука сжимала мою лодыжку, не произнес ни слова в ответ на то, как назвал его мой брат. Даже не напрягся и не вздрогнул. Олли продолжил: — Я задолжал тебе объяснение, Рози. За то, что был идиотом и втянул тебя сегодня в мой бардак. Потому что, если бы ты пришла одна, Джимми…

— Но она этого не сделала, — оборвал Лукас моего брата. — И это то, что имеет значение.

— Это правда. И я знаю, что ты сожалеешь, Олли, — ни в моей голове, ни в сердце у меня не было сомнений по этому поводу. Олли было жаль, и все это мучение еще долго будет давить на него. — Но мне нужно знать, что случилось, что бы это ни было.

Олли кивнул, замолчав так, что я думала, он ничего не скажет, но потом он продолжил.

— Есть одна девушка, Лекси. На самом деле все началось с нее, — он покачал головой, и этот жест почему-то напомнил мне о том, как сильно он изменился. Насколько старше он выглядел сейчас. — Это было пари. Я пытался произвести на нее впечатление, и... это оказалось весело. Веселее, чем я думал. И деньги были хорошие. Всё, как бывает в кино, — он горько усмехнулся. — Я заработал достаточно, чтобы захотеть вернуться на следующую ночь. Но именно из-за нее я возвращался туда каждую ночь после этого. Чтобы присматривать за ней.

Я сглотнула, обдумывая все, что он мне сказал. В голове была сотня вопросов. Но больше всего меня беспокоил один: — С Лекси сейчас все в порядке?

Он кивнул.

— Да, мы… это не имеет значения. Я вытащил ее из беды, Рози. Вот почему я больше не хотел этим заниматься, — выражение его лица стало мрачным. — Джимми — правая рука владельца, и он был недоволен моим уходом. Я, видимо, привлек хорошую… аудиторию. Но я знал, что если втяну в это тебя, он позволит мне уйти. Он не хотел привлекать к себе слишком много внимания или проблем. Звонить тебе было эгоистично.

— О, милый, — вздохнула я, мое сердце сжалось. — Я твоя сестра. Просить меня о помощи не эгоистично.

— Но из-за меня пострадал твой парень. Ты тоже могла пострадать.

Лукас отреагировал и сказал:

— Это сделал Джимми, а не ты. И я никогда никому не позволю причинить вред Рози, Олли. Как я и говорил тебе ранее.

— Спасибо, — прошептал Олли.

Кроме этого, мой брат больше ничего не сказал, как и удивительный, самоотверженный мужчина, устроившийся у меня между ног. Итак, я еще долго играла с волосами Лукаса, нежно почесывая его кожу головы. И даже когда его тело прильнуло к моим ногам, а грудь с грохотом прижалась к моей коже, я все равно продолжала прикасаться к нему. Потому что, несмотря на то, что прикосновения Лукаса обычно вызывали покалывание в каждой клеточке моего тела, я начинала понимать, что прикосновение к тому, кого ты любишь, означает нечто большее. Дело не всегда в искрах и фейерверках. Не только. Это также может быть связано с тем покоем, который приносит это прикосновение. Комфортом. И, несмотря на все романы, которые я прочитала, и один, почти два, которые написала, я этого не знала. Я бы никогда не подумала, что прикосновение к мужчине может зажечь меня изнутри и утихомирить все тревоги и шум в мире.

Мы оставались в таком положении довольно долго, никто из нас не обращал никакого внимания на то, что шло по телевизору. Только когда дыхание Олли стало глубже, и с его стороны дивана послышался храп, я наклонилась вперед, чтобы прошептать Лукасу на ухо.

— Пойдем спать.

Я обошла его, вставая и протягивая ему обе руки. С усталым выражением лица, которое сказало мне, что он собирался последовать примеру моего брата, он взял их, позволив мне поднять его.

И точно так же, как это происходило каждый раз, когда я приближалась к этому мужчине, я оказывалась в его объятиях на долгое, божественное мгновение.

Он опустил голову.

— Ты так хорошо справилась сегодня вечером, Рози. Так хорошо.

Мне казалось, что ничего из того, что я сделала, сегодня вечером не было правильным. Или в последнее время.

Я покачала головой и повернулась, направляясь к кровати.

— Рози? — приглушенный голос Лукаса донесся до меня с того места, где он все еще находился у изножья дивана. — Думаю, если ты поможешь мне, — черты его лица ожесточились, когда он, казалось, о чем-то задумался, — возможно, мы сможем дотащить твоего брата до постели.

— Иди сюда, — прошептала я в ответ, откидывая покрывало на кровати. Но он колебался, не двигаясь с места. Отчего нежное место в моей груди стало еще мягче. — Оставь Олли. Сегодня ты спишь со мной.

Его челюсть напряглась.

— Лукас Мартин, — сказала я, услышав раздражение в своем голосе, пусть даже и приглушенном, — если ты не ляжешь в эту постель со мной сию же секунду, ты разобьешь мне сердце. А я не думаю, что смогу это вынести. Не сегодня.

Я вовсе не шутила.

Потому что всего несколько часов назад я была в его объятиях, и он целовал меня. И, несмотря на то, что мы об этом не говорили, между нами что-то… открылось. Что-то большее.

Все это, должно быть, было написано у меня на лице, потому что сомнения Лукаса испарились.

Решив не спрашивать его в сотый раз, не больно ли ему, я присоединилась к нему в постели и накрыла нас одеялом. Я перекатилась на бок с долгим и глубоким вздохом и повернулась к нему лицом, в то время как он остался лежать на спине, повернув голову ко мне.

— Тебе удобно?

— Настолько, насколько мне когда-либо будет удобно, 'angel.

Я сглотнула, вглядываясь в его лицо в поисках смысла, стоящего за этим. Ему было больно? Сожалел ли он, что пошел со мной сегодня вечером? Сожалел ли он о том, что поцеловал меня?