— Это действительно потрясающе, — сказал Лукас, и по его голосу я поняла, что он имел в виду каждое слово. Он повернулся к Адель. — Вы, должно быть, так гордитесь своей дочерью.

— Я не могу быть более гордой, — ответила Адель, ее глаза слезились. — Но ты знаешь это, не так ли, Матео?

При этих словах Адель, которая молчала во время ужина, вокруг нас воцарилась тишина, и атмосфера сразу стала тяжелой от напоминания о надвигающейся болезни Адель.

— Да, — наконец сказал Лукас. — Конечно, да.

Алексия обняла маму, сжала ее плечи и поблагодарила Лукаса. Затем она сказала более твердо: — Лукас, я серьезно. Я знаю, как распознать талант. Именно так я встретила свою жену. Она начинала на кухне с нуля, весь потенциал был сырой, а теперь она су-шеф в «Zarato», так что никогда не знаешь наверняка, — она наклонила голову. — Знаете, я думаю, вам двоим стоит прийти к нам. Это будет за счет заведения, за все, что вы сделали.

О, вау.

— Ты не обязана, Алексия, — ответил Лукас, озвучивая мои мысли. Хотя в его словах я услышала искру любопытства. — Правда.

— Я настаиваю, — твердо ответила она. Затем она достала из сумки открытку, положила ее на стол и добавила: — Рози это понравится.

Как будто этот факт что-то менял.

И рука Лукаса оставила мою и потянулась за открыткой.

***

Уже намного, намного позже, глубокой ночью, меня разбудил шум. Он был похож на хныканье, но глубже. Гортанный.

Сначала я подумала, что мне это снится, но потом звук повторился. На этот раз громче. Более настойчивый.

Я села в кровати, оглядывая тускло освещенное пространство, и остановилась там, где, как я знала, Лукас должен был спать на диване. Но он не спал. Он не мог спать, так беспокойно ворочаясь.

Еще одно хныканье вырвалось у него, теперь уже в такт его неровному дыханию, и это заставило меня замереть на месте. Потому что это звучало как... как будто он изо всех сил пытался набрать воздух в легкие. Как будто он не мог дышать.

Ледяной страх подтолкнул меня встать с кровати. Пока я не оказалась на коленях на полу возле дивана.

Я прошептала: — Лукас? — но Лукас метался из стороны в сторону, когда мои руки потянулись к его плечам. Я повысила голос до мягкого, но твердого тона. — Лукас, проснись.

Он что-то пробормотал, но, должно быть, по-испански, потому что я ничего не поняла.

Со всей нежностью, на которую я только была способна, я провела руками по его щекам.

— Лукас, пожалуйста. Тебе нужно проснуться. Тебе снится кошмар.

Его дерганые движения внезапно прекратились, и его глаза широко распахнулись, открыв два коричневых колодца страха.

Моя грудь сжалась от этого зрелища, мне было трудно сохранять спокойствие перед ним и еще труднее не думать о том, как он мне дорог и как я ненавижу видеть его боль.

— Тебе приснился плохой сон, — сказала я ему, нервы закрались в мой голос. — Но теперь все в порядке. Ты проснулся.

Его взгляд начал проясняться очень, очень, очень медленно. Но страх, отчаяние все еще были там. Впечатались в его выражение.

Моя хватка на его лице стала немного отчаянной.

— С тобой все хорошо. Это был плохой сон, ты в порядке, — повторила я.

Ладонь Лукаса легла поверх моей руки. Его кожа была прохладной, влажной.

— Рози, — выдохнул он. — Ты здесь.

Ни объяснений, ни улыбки, ни попытки отмахнуться от него шуткой.

— Подвинься, — сказала я ему, чтобы забраться на диван вместе с ним.

Без единого слова Лукас подвинулся, насколько это было возможно, оставаясь на спине. Я легла лицом к нему, прижавшись к его боку. Я обхватила его одной рукой. Его футболка прилипла к груди.

— Я весь потный, Рози. Я...

— Все в порядке, — сказала я, придвигаясь еще ближе и позволяя своим пальцам рисовать успокаивающие круги по его груди. — Мне нравятся, когда мои мужчины потные и сонные, — сказала я ему. — Так что спи. Я уже легла.

Лукас не сказал ни слова, не пошевелился. Он даже не попытался прижать меня к себе, как делал это много раз до этого. И это было нормально. Потому что сейчас я была нужна именно ему. Поэтому я осталась на месте. Мое тело висело на самом краю дивана, а я согревала его тело своим. Мои прикосновения и голос каким-то образом успокаивали его, чтобы он снова заснул.

Только когда его дыхание выровнялось, я расслабилась. Но я еще долго не могла уснуть. Размышляя, наблюдая, я вспоминала свой разговор с Линой. Лукас, который всегда был сам по себе, теперь замкнулся, никому не доверяя. Я думала о том, что он всегда так бескорыстно дарил свои улыбки. О том, как много он дал мне за то короткое время, что мы были знакомы. И когда я обнимала его, я не могла не задаться вопросом, сделал ли кто-нибудь для него то же самое.