— Для протокола, все было не так уж хреново.

— Это было чертовски хреново, — Райк свирепо смотрит на нее. — У тебя весь бок был в синяках.

— Что значит в синяках? — спрашиваю я с беспокойством. — Тебе нужно к врачу, Дэйзи?

— Я уже была у врача, — говорит она. — Я в порядке. Никакого внутреннего кровотечения…

— Я тебя придушу, — говорю я Райку. Я делаю шаг к нему, но Коннор хватает меня за руку, притягивая к своей груди. Моя сестра была настолько ранена, и никто даже не подумал сообщить мне об этом?!

— Почему ты, блядь, обвиняешь меня? — кричит Райк. — Это не я толкнул ее на землю.

— Ты должен был сказать мне!

— Дэйзи не хотела, чтобы ты знала об этом, — отвечает Райк. — Неужели это так сложно понять? Ты настолько слетела с катушек, Роуз, что чуть ли не задыхаешься.

Это не так.

Но тут я понимаю, что моя грудь поднимается и опускается в странном, неровном ритме. Ладно, может быть, я и вправду слетела с катушек. Но мне ненавистно, что Дэйзи причинили боль, а все намеренно держали это в тайне от меня. Я должна была помнить, что они что-то скрывают. Мне следовало быть рядом с ней, когда она ходила к врачу. Это моя вина. Если бы не это реалити-шоу, она бы не встретила этого враждебно настроенного прохожего, разгуливая без своего телохранителя.

— Ты ходила к врачу одна? — спрашиваю я Дэйзи.

— Райк пошел со мной.

По крайней мере, она была не одна. Но Ло свирепо смотрит на Райка, сомневаясь, что он хорошая замена. Но лучше с ним, чем вообще одной.

Я снова смотрю на экран.

Райк и Дэйзи перестают бороться друг с другом. Он удерживает ее руки, пока она смотрит в его карие глаза.

— Я в порядке, — говорит она.

— Чем больше ты это говоришь, Кэллоуэй, тем меньше я тебе верю. Что он сделал, бросил девушку весом сто двадцать фунтов (54 кг) на гр*банную землю?

— Нет, мы боролись. В грязи. А еще там были болельщики.

— Заткнись.

Она усмехается.

— Это забавно.

— То, что тебе причинили боль — это самая незабавная вещь во всем гребаном мире.

— И это самое большое преувеличение, которое я когда-либо слышала.

Они просто смотрят друг на друга в течение трех долгих секунд. Райк пытается разрядить обстановку, первым отводя взгляд. Он говорит:

— Я отвезу твой байк в автомастерскую. Можешь взять мой, если тебе нужно поехать на съемку.

Люди снова что-то бормочут, и костлявая грудь моей матери выпирает, когда она делает вдох — у нее слишком тощая фигура. Из-за скандала она стала есть все меньше и меньше. Не проходит много времени, как ее полный ненависти взгляд находит свою цель, останавливаясь на Райке. Прямое попадание.

— Мама Кэллоуэй собирается надрать тебе задницу, — говорит ему Ло. Он хлопает его по спине и крепко сжимает плечо. — Удачи, братишка, — улыбается он.

— Ты чертовски сильно наслаждаешься моим страданием.

— Это делает мою жизнь ярче.

На экране начинается рекламная пауза, и я удивлена, что моя мать еще находит силы, чтобы остаться здесь. Она могла бы сгореть от позора из-за неприличия и бестактности своих дочерей, а также из-за привычки их парней рассказывать все как есть. Но вместо этого моя мама улыбается и машет своим стереотипным, светским друзьям, не показывая ни капли стыда. Либо она потрясающая актриса, либо научилась не обращать внимания на наше неподобающее поведение.

Мне бы хотелось думать о своей матери лучше, но люди не меняются так быстро, особенно если это касается упрямых женщин среднего возраста, которые так долго придерживались своих убеждений.

Но, возможно, это реалити-шоу поможет ей простить и принять нас, а не ненавидеть.

К тому времени, как шоу начинается снова, моя голова кружится от постоянного гула голосов. Я беру еще один бокал шампанского, и Коннор становится позади меня, положив руки мне на талию. Он откидывает мои волосы через плечо, и прохлада касается обнаженной кожи моей шеи.

Мы оба внезапно отвлекаемся на эпизод, который сейчас воспроизводится — те моменты, когда Лили была дома одна.

Она ерзает на кожаном диване и поджимает под себя ноги, страдальчески наморщив лоб. Ее рука начинает опускаться к джинсам. Но она практически мгновенно одергивает ее, при этом ее щеки заливаются румянцем. Лили оглядывает комнату, чтобы посмотреть, не видел ли этого кто-нибудь. И когда ее взгляд падает на камеру, глядя прямо на нас, зрителей, она в унижении прижимает подушку к лицу.