– Жаль, – согласился Коннор. Тавиэль сел на диван и развернул первую газету в стопке.

– Тогда можете пока рассматривать картинки, – сказал он. – А я почитаю.

Впрочем, читал Тавиэль недолго. Почти сразу же он воскликнул что-то неразборчивое и развернул газету к Коннору и шефу Брауни. На огромной живой иллюстрации Коннор увидел фейери, который снимал с головы тонкий серебристый венец. Знамена за его спиной были спущены.

– Келемин, Первый всадник, покинул великое королевство, – объяснил Тавиэль. – Здесь пишут, что он отправился в добровольное изгнание, надев траур по брату. Он ушел наверх!

Коннор вдруг услышал неприятное прищелкивание и понял, что это он сам и щелкает пальцами – нервно, отрывисто.

– А Эмма? – спросил он. – Про нее что-нибудь пишут?

Тавиэль посмотрел на Коннора с таким снисходительным выражением, словно он опять сморозил глупость.

– Разумеется, нет. Если бы кто-то узнал, что рядом с ним человеческая девушка, то вряд ли изгнание было бы добровольным. И вряд ли бы он сохранил при себе уши и честь, – ответил Тавиэль, и шеф Брауни кивнул, соглашаясь.

– Ну что, друзья? – улыбнулся он. – Поднимаемся на поверхность? Как бы тут ни было красиво, мне все же не по себе.

Куда мог отправиться Келемин? Зачем ему Эмма? Коннору вдруг почудился заливистый смех – мертвая Берта Валентайн шла по подземным улицам, и ее следы очерчивало льдом. Когда она плавным шагом танцовщицы выскользнула из столовой, то Коннор даже не удивился – просто швырнул в ее сторону огненный шар.

Эта тварь убивала юных невинных девушек. Выпивала их силы, чтобы передать покровителю. Коннор видел, что от них осталось, и твердо знал: он убьет Берту Валентайн столько раз, сколько потребуется.

Шеф Брауни испуганно ахнул. Берта парила над полом, шар Коннора не причинил ей ни малейшего вреда, и Тавиэль практически повис на его руке, не давая ему бросить второй шар.

– Стойте! Она поможет нам!

Коннор был настолько удивлен, что невольно растворил уже заготовленный второй шар. Берта рассмеялась, запрокинув голову, и обмякла на полу так, словно лишилась чувств. Теперь Коннор видел, что она не живая женщина, а нечто вроде привидения: сквозь ее тело просвечивал цветочный узор ковра. Тавиэль по-прежнему держал Коннора за руку, будто боялся, что он сейчас наворотит дел.

– Поможет? – прошептал Коннор, чувствуя, как его накрывает нарастающей яростью. – Чем она может помочь?!

Ему вдруг невероятно, до головной боли и зуда в руках захотелось ударить Тавиэля. Стряхнуть его с себя и ударить, стереть с его холеной физиономии это вечно заносчивое выражение, размазать.

– Она посмертный оттиск, – терпеливо объяснил Тавиэль, и Коннор понял, что эльф очень силен. Кто кого размажет, еще большой вопрос. – И я вижу в ней отпечатки Келемина.

Шеф Брауни даже кашлянул от удивления и сунул в рот пустую трубку.

***

Незнакомец представился лордом Мартином Ланфордом, главой службы безопасности страны. Глядя на него, Эмма пыталась сориентироваться как можно скорее и понять, враг он ей или друг.

Она его в любом случае не переиграет – Эмме это было совершенно ясно. У нее нет ни опыта, ни знаний.

– Итак, если я правильно вас понимаю, вы хотите на прогулку? – поинтересовался Мартин, без приглашения усаживаясь в кресло. В отличие от всех остальных, в нем не было ни капли трепета, он видел в Эмме только ту, кем она была на самом деле – запуганную девчонку, которая попала в самый центр чужой интриги.

– Верно. Я ведь не рабыня и не пленница.

Мартин усмехнулся.

– Боюсь, что вы именно пленница, – сказал он с доброжелательной улыбкой. Ни дать, ни взять, милый родственник, искренне обеспокоенный ее судьбой. – После того, как вы сказали королю в лицо, что не хотите замуж за его высочество Эдвина, ваш дядя боится, что вы сбежите.

Эмма почувствовала, как розовеют щеки. Глазам сделалось горячо.

– Я действительно не хочу за него замуж, – ответила она. – Я уже замужем.

Мартин рассмеялся.

– Ох, Эмма, я вас умоляю! Не повторяйте больше эту глупость! Если бы все женщины, с которыми спал Коннор Осборн, назвали бы себя его женами, королевство разорилось бы на бумаге для брачных свидетельств, – он махнул рукой. – Не смешите меня, будьте любезны.

Эмма резко выдохнула. С этим человеком надо было быть откровенной. В конце концов, у нее нет другого выхода, если она хочет спастись.

– Я могу говорить с вами честно? – спросила она. Лукавые искры во взгляде Мартина погасли; он вдруг сделался холодным и каким-то окаменевшим.