Он снова хмыкнул и повернулся, чтобы уйти.

— И все же… я тебе завидую. Ты, наверное, чувствуешь такое отчаяние… такую безнадежность. Дедушка воистину благословил тебя.

После ухода Хорага Фабий несколько долгих минут просидел в молчании. На происходящее ему было не настолько плевать, насколько предполагал Хораг. Он смотрел, как первые, кто набрался храбрости, грабят его апотекариум. И велел Арриану и Майшане не мешать: пусть трусы заберут все, что смогут унести.

Украли в основном сырье — это он одобрял. Большая часть клонированного геносемени исчезла вместе со множеством зародышей боевых мутантов, созревавших в инкубационных сосудах. Мародеры благоразумно не тронули самое ценное содержимое его личного лабораториума, видимо, догадавшись, что там все заминировано как раз на такой случай. Его клоны остались в целости, как и образцы призрачной кости и все связанные с ними эксперименты.

В общем, могло быть и хуже. Фабий уже терпел подобные набеги в прошлом и почти наверняка будет терпеть снова — это неотъемлемая часть жизни в Оке. Но никогда еще он не видел такого от рук собственных учеников — во всяком случае, не ото всех сразу.

— Хорошего понемногу, — пробормотал он.

Несмотря на обвинения Хорага, его мучила отнюдь не нерешительность. Однако в одном Хораг был прав: такой конец Фабия не устраивал.

Думая о чем-то другом, он включил внешние пикт-каналы. На город опустилась ночь. Вдаль тянулся осыпающийся каменный виадук. Он весь порос зеленью, но под виноградными лозами и цветами еще угадывались его первоначальные формы. Как и все в этом городе, виадук напоминал Фабию о Лугганате, шедевре архитектуры, за сотворенное над которым даже сейчас где-то внутри он ощущал некоторое сожаление.

— Новое всегда приходится строить на костях старого, — произнес старший апотекарий вслух.

Большая часть города теперь была утрачена, разрушена конвульсиями умирающего мира и зарослями. Там, где когда-то гуляли альдарские патриции, сейчас собираются одичавшие звери и ночные птицы. Даже от древних причальных колец высоко наверху остались только осыпающиеся воспоминания. Раз в несколько лет с верхних слоев атмосферы соскальзывала секция и сеяла огненный град разрушения на и так уже израненный мир.

Но даже теперь из колец еще можно было извлечь какую-то пользу. Фабий регулярно посылал туда бригады монтажников, чтобы снять оборудование и запасные части с рассыпающихся причальных площадок. Ему удалось спасти значительную часть техники альдари, хотя он почти ничего в ней не понимал. Однако дай несколько столетий, и, Фабий был уверен, у него получилось бы разобрать и скопировать даже самые мудреные детали и пустить их в дело.

Или, по крайней мере, раньше он был в этом уверен. Сейчас времени уже не хватало.

Времени не хватало ни на что.

Почти не думая, он повернул пиктеры, чтобы навестись на далекие башни, которые отмечали западный район города. Башни венчали большой дворцовый комплекс. Скорее всего, он принадлежал правителям города, а возможно, даже губернатору планеты — до того, как альдари покинули этот мир. Теперь у дворца появились новые хозяева.

— О дитя мое, — пробормотал Фабий. — Что я из тебя сделал?

Игори увела мятежные стаи в западные районы, выгнав оттуда зверье и вырожденцев-альдари, которые прежде называли это место домом, или истребив их. Теперь там правила она, правда, в каком качестве, Фабий сказать не мог. Они не виделись с того самого дня, как Игори ушла с еще теплой кровью своих однопометников на руках. Она не делала попыток с ним связаться, и Фабий уважал это желание, держась на расстоянии, хотя где-то в душе его, конечно, терзало любопытство.

На самом деле Фабию было не совсем понятно, почему Игори ушла. Она всегда была его любимицей, и он относился к ней как к ценной помощнице. Возможно, причиной тому послужила какая-то старая обида на наказание, которому он подверг своих мятежных последователей тогда, на Солемнейсе. Но он не был излишне суров — это была даже не децимация, какую практиковали примархи.

И все же, хотя Игори, безусловно, несла на себе львиную долю вины, Фабий чувствовал, что отчасти виноват и сам. Его путешествие в Комморру пришлось на время великих потрясений и неуверенности — теперь он это понял и сожалел. Он так увлекся тайнами Темного города, что не хотел видеть, как все созданное им потихоньку разваливается.

И теперь разрушение достигло финала. Консорциум расколот, на созданных Фабием людей нападают, и даже само тело предает его.

Фабий опустил взгляд на культю. Повинуясь мысленному приказу, хирургеон ввел в раненую конечность раствор из демонической вытяжки и стимулятора. Рубцовая ткань вздулась и пошла волдырями. Фабий застонал. Кожа лопнула и разошлась, оттуда, торопливо переплетаясь, появились ростки нервов. Мучительно медленно за ними последовали крупинки кости, окутываясь твердеющими тканями. Через несколько минут под светом люменов заблестела новая рука. Фабий сжал и разжал пальцы, пробуя действие незнакомых мышц.